Гибель венценосного полковника русской армии, его жены и детей имеет в России уже свою "историю", в значительной степени тоже трагическую и нелепую: государство и церковь, так или иначе, поставили точку в этой судьбе; народ безмолвствует (для атеистов могилы стали объектом туризма, верующие в положенные дни молятся за новомучеников). Отечественный кинематограф обращался к теме неоднократно, пытаясь осмыслить эту кровавую драму и более-менее "поверить" историей этой семьи весь экзистенциальный ужас России. Способы художественного повествования выбирались самые разные: от приемов традиционного монтажного кино Виктора Семенюка ("Дом Романовых", 1989) и раскрашивания вручную кадров хроники Николаем Обуховичем ("Сонм белых княжон", 1992) до классического документализма Сергея Мирошниченко ("Убийство императора. Версии", 1996), советско-голливудского стиля Карена Шахназарова ("Цареубийца", 1991) и авангарда Евгения Шифферса ("Путь царей", 1991). Панфилов соединил строго документальную основу повествования с «мосфильмовскими» новехонькими полушубками охранников (у «ленфильмовцев» они невозможны) - и все это с символизмом почти каждого эпизода-иллюстрации. Очевидно, что картина, задуманная десять лет назад, сегодня "идеологически" и содержательно устарела. Панфилов не мог предвидеть того, что ирония истории соединит понятие "семья" с новым русским "царем-президентом", слово "семья" для нас станет означать совершенно иное - да такое, отчего многие соотечественники «хватаются за пистолет». Панфилов оказался в этом фильме, с одной стороны, как бы Бондарчуком ("Красные колокола" тоже местами сделаны впечатляюще, а местами невероятно фальшивы), а с другой - Стивеном Спилбергом, который сделал "Список Шиндлера", чтобы весь мир узнал о трагедии евреев: весь мир узнал и, кроме самих евреев, забыл об этом. Панфилов снимал свой фильм как покаяние. А получилось увековечивание.