Показ драмы 'Шарлотта навсегда' (Charlotte Forever, Франция, 1986, режиссер - Серж Генсбур, в гл. ролях - Серж Генсбур, Шарлотта Генсбур) в рамках фестиваля 'Серж Генсбур: фестиваль фильмов о любви' прошел в Киноцентре на Красной Пресне 13 февраля.
Стареющий алкоголик-сценарист (Серж Генсбур) переживает творческий и эмоциональный кризис. Его дочь-подросток Шарлотта (Шарлотта Генсбур) страдает из-за трагической гибели матери, погибшей в автокатастрофе. В том, что произошло, она с завидным упорством винит отца. В огромном полутемном доме они изводят друг друга ненавистью и любовью, ревностью и подозрениями.
Фильм-исповедь, фильм-признание. Сто процентов искренности, помноженных на совершенную беззащитность. Плюс неизменный эпатаж, свойственный всему тому, что окружало Генсбура в реальной действительности. Фильм вызвал большой скандал, публично обнародовав тему инцеста в генсбуровской семье - после того как Джейн Биркин оставила Генсбура, не в силах мириться с его образом жизни, он переключил внимание на собственную дочь Шарлотту. Стихотворение Набокова о Лолите Гейз озвучено в фильме отнюдь не случайно. В 'Шарлотте навсегда' и сам Генсбур, и его дочь настолько неотделимы от себя самих - настоящих, что в какой-то момент все происходящее воспринимается за чистую монету. Операторский взгляд для Генсбура в первую очередь - его собственный взгляд, медленно скользящий от голых ног Шарлотты к изгибам ее детских рук и припухшему лицу. Пока идут начальные титры, камера перемещается от огромного портрета Мэрилин Монро к детским и юношеским фотографиям Шарлотты. Так с первых минут обнажается суть картины: обожествление нового идола, мучительная невыносимая страсть и предчувствие поражения. Драма художника, отца и мужчины - трагическое одиночество изломанного счастья - проступает отчетливыми штрихами сквозь бесконечные разговоры о сексе и искусстве. Невидимые глазу внутренние фантомы отчаяния населяют душный полумрак огромной квартиры. Лучшие сцены фильма - это те, где Генсбур бродит по дому, бесцельно щелкая выключателями, в бессильной ярости разбивая клавиши пишущей машинки и фортепьяно. Последний аккорд, последний шаг, последняя надежда. И перед глазами - вечная мука, терзающая душу и плоть: темноглазая нимфетка, угловатая и уязвленная, ранящая и дразнящая, словно сладостно-порочный запретный плод.
Анастасия Белокурова, InterMedia