ЕВГЕНИЙ ХАВТАН
'Я знаю, что когда музыкант участвует в подобного рода марафонах, к этому есть какое-то предубеждение, отношение, что музыканты делают это для пиара. Вот здесь я совершенно искренне заявлю, что здесь не было никакого пиара. Просто когда поступило предложение спеть песню, которая соответствует этому состоянию, попадает в настроение этого концерта, я с удовольствием согласился это сделать. Я совершенно не думал, что эту песню мы будем исполнять раньше, потому что эта песня с нашего готовящегося к выходу нового альбома. И честно говоря, сегодня состоялась одновременно премьера этой песни. Я думал мы споем на 20-летии, на юбилейных концертах, и так сложилось, что нам пришлось сыграть ее раньше. А почему мы здесь: Потому что мы редко играем в такого рода концертах, и я вообще не очень хочу играть в таких концертах, чтобы был повод для таких концертов. Но вот то, что сейчас произошло:. Переполнило уже: что называется, выше крыши: Уже и поэтому было мгновенно принято решение, что обязательно нужно играть и показать свое отношение всем этим гадам, которые стреляли в спину детям, и помочь хотя бы чем-то страдающим людям. Я понимаю, что никакие слова, никакие песни, никакие деньги - они не вернут погибших детей, родственников. Но сам факт того, что мы здесь вместе и участвуем, это не какие-то там большие слова - это просто наше состояние'.

ШУРА БИ-2
'Я не знаю, что мы можем сделать, но если наше появление здесь поможет кому-то и что-то действительно произойдет, переведутся какие-то деньги - это, слава богу, тем самым оправдано. А что делать? Я не знаю, что делать. Надо что-то глобально менять наверху, может быть. А может быть, внутри'.

ГАРИК СУКАЧЕВ
'Если говорить о музыкантах, если говорить о простых людях - то да, это все, что мы можем. Мы можем именно таким образом выразить свою сопричастность к тому, что происходит в нашей стране, в нашей по-прежнему несчастной стране, с нашими детьми, прежде всего, и, вообще, со всеми нашими людьми. Вы знаете, на самом деле предъявлять счет к сегодняшнему правительству было бы, наверное, не совсем справедливо. Я думаю, что если говорить об этом, то нужно говорить о начале 90-х годов - тогда все началось. И когда в 91-м году я приехал домой с баррикад, я ехал за последним БТРом на такси, который вез меня совершенно бесплатно, когда узнал, что я оттуда, с баррикад еду. У меня был маленький ребенок, ему было тогда шесть лет, сейчас ему 19. Когда я уезжал, я написал жене короткую записку, почему я туда еду. К счастью, я вернулся, и они еще спали, и я эту записку порвал и выкинул в мусорное ведро. Но на следующий день Ельцин приехал к Белому дому и встал на БТР, как Ленин на броневик, и произнес речь. Я был там не тогда, когда он произносил речь, а чуть позже. Но уже была видна вот эта ужасающая истерия; гигантское количество провокаторов, которые носились там, и всякая сволочь, которая устраивала концерт, который назывался 'Рок на баррикадах'. И я не стал участвовать в этом концерте, я просто развернулся и уехал домой. И когда я приехал домой, мы сидели с женой дома на кухне, на малюсенькой кухоньке, разговаривали. Я ей сказал: 'Оля, это только начало, мы умоемся кровью. Это начало большой-пребольшой крови в нашей стране'. Я всегда кляну себя, когда вспоминаю эти слова, потому что говорят 'накаркал', я сам себе говорю: 'Почему тебе, дурак, все это лезет в голову и так далее'. Поэтому, если говорить о сегодняшнем правительстве, мы должны предъявить ему счет сегодняшнего дня. Но мы должны понимать, что все началось очень давно, и, собирая деньги, я прекрасно понимаю, что страна погрязла в этих деньгах, что это такое мерило успеха стало: Люди отдают свои маленькие денюжки: Вот все, кто посылает деньги сейчас - это люди хорошие, настоящие и обыкновенные люди. А те, кто платит диверсантам: Мы называем террористами этих людей, которые убили детей и взрослых в школе. А я их не называю террористами, я их называю диверсантами, которые выполняют свою боевую задачу. И вот эти деньги, которыми они финансируются, получают свои зарплаты за то, что они убивают ни в чем не повинных людей, - это результат этого поганого десятилетия, результат этой поганой чеченской бойни. Где ни за что ни про что убивали наших 18-летних ребят, и продавали их - перепродавали. Это результат первого басаевского похода, когда ему дали уйти, и когда они победителями уходили из больницы, в которой, между прочим, были женщины и дети. Это были, наверное, первые маленькие дети, которых мы увидели по телевизору. Ужаснулись, но почему-то не навсегда ужаснулись и стали какой-то обыкновенной человеческой жизнью жить: Но что же мы можем противопоставить? Только самих себя. Наши ребята, которые сейчас погибли, спецназовцы, МЧСовцы, они противопоставляют себя, ставят самих себя, чтобы детей не убили эти изверги. Но фишка в том, что они будут их убивать. Вот в чем дело. И все слишком глубоко завязло, для того, чтобы завтра это кончилось. И я до сих пор почти ни от кого не слышу то, в чем я глубоко уверен и убежден, я говорю не первый год об этом, что мы находимся в Третьей Мировой войне. Мы в ней уже находимся, и она только разгорается. Она еще находится только в своем апогее: Мы еще не дошли до Сталинграда. Мы еще очень далеко от того, чтобы сломать хребет фашистской гадине, очень далеко, но мы должны предъявлять счет к нашему правительству, ко всем людям, которых мы, между прочим, сами и выбирали. И я думаю, что мы прежде всего должны иметь настоящую информацию и реагировать на эту информацию. Все это слишком далеко завязло, вот и все. ХХI век - ужасающий. Начало XXI века - ужасающее. И если оно ужасающее было, начало XXI века, ближайшее годы не сулят нам ничего хорошего. Вот и все'.

ВЛАДИМИР ШАХРИН
'Я не знаю, что мы можем сделать. Я думаю, что это хорошо, что мы не знаем, что сделать. Значит, все-таки мы не готовы к тому, чтобы такие ситуации были в природе, это какой-то чудовищный нонсенс, что этого не может быть, что этого не должно быть. И мы, наверное, и не должны знать, как вести себя в таких ситуациях. Я думаю, в данной ситуации все, что касается искусства: искусство может стать таким хорошим, таким очень правильным демпфером выплеска эмоций человеческих для такой какой-то глобальной нелюбви, которая в данный момент происходит. Да, это могут быть любимые картины, это могут быть любимые фильмы, любимая музыка и музыканты, которых ты любишь. Я не знаю. Мне кажется, от этого может стать немного легче'.
(по материалам пресс-службы 'Нашего радио').