'38 ПАРАЛЛЕЛЬ': ЖИЛИ-БЫЛИ ДВА БРАТА
Чжин Тай Ли (Ян Дон Ган) и Чжин СЈк Ли (Вон Бин) - неразлучные братья. Старший, Чжин Тай, души не чает в еще не определившемся с жизненными ценностями брате, все делает для его счастья и успеха, даже бросает школу и идет работать чистильщиком ботинок, чтобы только Чжин СЈк смог учиться в университете. Внезапно трудный, но мирный уклад их быта разрушает грянувшая в 1950 году корейская война, начавшаяся не без участия США и СССР. Братья оказываются на фронте вместе, и Чжин Тай продолжает опекать младшего: оставляет его в тылу, когда сам бросается в пекло, рискует всем, выполняя особо опасные задания, чтобы его объявили героем и у него появилась возможность отослать брата с фронта. Воюя за двоих, Чжин Тай не замечает, как становится настоящим зверем войны, безжалостным ко всем вокруг, но беззаветно любящим брата. Внезапная смерть Чжин СЈка вызывает сбой в воспаленном сознании старшего брата, и он перебегает на сторону противника, которого еще недавно люто ненавидел.
Поднявшее голову в последнее время южнокорейское кино заново открывает эффектные приемы, давно уже низведенные до уровня штампов в Голливуде. Очевиднее всего, конечно, сравнение со спилберговским военным полотнищем 'Спасение рядового Райана', установившим новую планку в героических военных сагах. И хотя '38 параллель' не цитирует знаменитую сцену морской высадки, в лихости, выраженной в экстремальных ракурсах, натуралистичном изборажении разлетающихся во все стороны оторванных конечностей и скорости, с какой растет список погибших героев, она вовсю соперничает с американским эталоном. Оно и понятно: режиссер Кан Чжэ Гю, прославившийся бодрым шпионско-феминистским боевиком 'Шири', умеет с таким лоском ставить сцены со взрывами, кувыркающимися телами и трассирующими пулями, что пророк жанра Джон Ву должен бы удавиться от профессиональной зависти.
Первая часть фильма - чуть ли не пасторальная идиллия на тему бедной, но честной и счастливой жизни. То, с каким упоением режиссер Кан Чжэ Гю рисует быт и маленькие радости простой корейской рабочей семьи, оставляет ощущение легкой послеобеденной дремоты. И тем контрастней смотрятся фронтовые сцены, изобилующие оторванными руками-ногами и вывороченными внутренностями. Режиссер, рассказывая почти что библейскую историю любви и предательства двух братьев, прибегает к сложным метафорам и приемам навроде зеркального двойничества героев. Чжин Тай нянчится со своим братом, жертвует учебой ради жизненного успеха младшего, страстно оберегает и покровительствует ему на фронте не столько из кровной любви, сколько из-за того, что видит в брате другую грань своего 'я', того, кем он мог бы стать сам, но упустил момент. И именно этот аспект отношения Чжин Тая к Чжин СЈку как-то объясняет поведение вояки, когда он думает, что лишился брата. Вместо того чтобы обрушиться на противника с еще большей яростью, Чжин Тай перебегает на его сторону, ибо ему уже не за что бороться: исчезла точка приложения сил, исчезла его собственная личность. Еще более сложную трактовку можно дать самому образу двух братьев, оказавшихся на фронте. Автор с успехом применяет обобщения, и эта семейная драма хорошо иллюстрирует бурю, разыгравшуюся на фронте, где схватились представители одного народа. А потому в паре братьев угадывается намек и на саму разъединенную Корею, функционирующую, как травмированный организм, разделенный надвое и никак не могущий соединиться. Впрочем, эти метафизические детали отступают на второй план, когда наблюдаешь картины масштабных и стремительных побоищ - да и просто сочувствуешь единичной семейной трагедии, на которые в современной медиа-среде уже, казалось, перестали обращать внимание.
Екатерина Нежельская, InterMedia