(ХОЧЕТ ЛИ ОН, ЧТОБЫ ЕГО НАЗЫВАЛИ ПО ИМЕНИ-ОТЧЕСТВУ)
'Ну вот они навязывают мне это! Мои близкие! Уже несколько лет пытаются меня называть Валерием Яковлевичем. Меня это раздражает, и я, бывает, их передразниваю. Говорю 'Валерий', а дальше совершенно непечатное слово употребляю вместо 'Яковлевич', то, что хорошо с ним рифмуется'.
(О СВОИХ МИФИЧЕСКИХ СЫНОВЬЯХ)
'Их же у меня трое: один - Патрик, родившийся от нашей бурной связи с Лаймой. Его прячет в Америке моя жена Люся. Бедная Люся - все на нее валится! Ха-ха-ха! Патрик у нас ходит в колледж и учится на адвоката. Второй - недавно появился. Люся усыновила русского мальчика-эмигранта и спрятала его дома. Я еще об этом не знаю, приеду, будет сюрприз! Третий, а третий кто?'
(ХОЧЕТ ЛИ ОН ЗАИМЕТЬ НАСТОЯЩИХ ДЕТЕЙ)
'Ну вот, все пел, да пел! Как в басне Крылова: 'Лето красное пропела'. Пропел! Время от времени действительно ловишь себя на мысли: 'Кого-нибудь надо'. Кроме газетных-то детей!'
(О 'ЗВЕЗДНОМ' ПАФОСЕ)
'Мне самому немного надо. А если я этот пафос и поддерживаю, то исключительно для публики. Им хочется видеть звезду на лимузине, а не на 'Жигулях'.
(О 'РОЗОВЫХ КОФТОЧКАХ')
'Розовые кофточки? Понимаете. Вся эта история с Филиппом подтверждает мнение о том, что есть разная журналистика. Военная, когда люди расстаются с жизнью, чтобы донести до публики крупицы правды. Социальная - она исследует общественные проблемы. А есть журналистика, когда редактор утром говорит корреспонденту: 'Про кого угодно. Какой угодно материал, только чтобы он читался, чтобы продавался!' Человек идет и пишет про Патрика Леонтьева, который прячется в Майами'.
(КАК БЫ ОН СЕБЯ ПОВЕЛ В 'КИРКОРОВСКОЙ' СИТУАЦИИ)
'Кто знает? Если бы в течение десяти лет о моей сперме писали в газетах, может быть, и я бы не сдержался. Я просто лично видел статью о неспособности Пугачевой к деторождению и о гнилой сперме Киркорова. По-моему, перед ними так никто до сих пор и не извинился'.
('Комсомольская правда', 30.11.04).