Пресс-показ фильма 'Никто не узнает' (Dare mo shiranai, Япония, 2004, режиссер - Хирокадзу Коре-Эда, в ролях - Юя Ягира, Аю Китаура, Хиэи Кимура, Момоко Симидзу) состоялся в Центральном Доме литераторов 23 декабря.
В основу фильм положены реальные события, вынесенные в 1988 году в заголовки японских газет, когда мамаша-кукушка, упорхнув в неизвестном направлении, бросила своих четырех детей от разных мужчин на попечение судьбы в съемной квартире в пригороде Токио. Дети терпеливо ждут возращения матери, а пока всеми силами пытаются отстоять свой хрупкий мирок и при этом не умереть с голода. Заботу о младших берет на себя старший сын, 12-летний Акира. На первых порах существование этого забавного семейства имеет все черты идилии: Акира ходит за продуктами и ведет семейный бюджет, старшая девочка Кейко занимается домашним хозяйством, младшие не доставляют особых хлопот. Но чем дальше, тем яснее становится, что беспечная мамаша не вернется - ни к Рождеству, ни когда-либо еще, денежные запасы маленького, но гордого семейства постепенно тают, квартира приходит в запустение и упадок.
Новый фильм Хирокадзу Корэ-Эда из тех полотен, гениальность которых очевидна невооруженным глазом, но смотреть которые крайне тяжело. По медитативности и созерцательности 'Никто не узнает' вполне может сравниться со 'Сценами у моря' Такеши Китано. Разворачивающее в календарной последовательности действие (осень-зима-весна-лето) как такого действия лишено напрочь. Сосредоточившись целиком на деталях, впечатлениях, ощущениях Корэ-Эда занимается бытописательством в условиях искуственного сколоченного мирка, изолированного от всего остального шумного мира. Даже в отсутствии матери, дети послушно соблюдают правила, ею когда-то установленные. Троим младшим детям нельзя выходить на улицу, и действие по большей части разворачивается в квартире.
Коре-Эда, прежде чем шагнуть в художественное кино, снял множество документальных фильмов, и в его игровых фильмах ('После жизни', 'Расстояние') отчетливо прослеживается влияние документалистики. Создавая хронику заброшенного существования четырех душ, режиссер стремится максимально правдиво воссоздать душевний мир и переживания маленьких героев в свойственной ему лаконичной и сдержанной манере. За самыми страшными вещами (сбежавшая мать, равнодушие взрослых, обрекающее детей на медленную гибель) у Коре-Эды скрываются самые тривиальные из всех житейских фактов: разлитый на полу лак для ногтей, детское пианино в углу, остатки вчерашней трапезы в раковине, кусочек маминого платья, торчащий из под дверцы шкафа, одурящее однообразие ни чем не отличающихся друг от друга дней. Дети не плачут и не жалуются, и от этого глухое отчаяние, заполняющее кадр, становится еще более безысходным. Со стойкостью оловянных солдатиков они принимают свою участь, и даже смерть младшей девочки, Юки, не выводит их из состояния сосредоточенной отрешенности. Режиссер с каким-то невообразимым чутьем находит ту единственно верную интонацию и тот ракурс, при котором повествование не скатывается в сентиментальность и умильность (хотя речь, не забываем, идет о детях), но в то же время чурается откровенной чернухи и цинизма, и его мало заботят социальные конфликты. Даже мать в его картине не представлена однозначным монстром - скорее легкомысленной и безответственной кокеткой, но вовсе не лишенной обаяния и теплого отношения к своим чадам. Гораздо больше социальных конфликтов Коре-Эду интересует хрупкий мир этих предоставленных самим себе детей и мандариновые семена, которые они выращивают в горшочках на балконе: прорастут - не прорастут.
Екатерина Нежельская, InterMedia