Пресс-показ оперы 'Упавший с неба' на музыку оперы 'Повесть о настоящем человеке' и кантаты 'Александр Невский' Сергея Прокофьева прошел в театре 'Геликон-опера' 7 апреля. Постановка Дмитрия Бертмана наполнена множеством смыслов: здесь фигурирует и военно-патриотическая тематика, и ужас обычной российской больницы, появляется обобщенный 'надвременной' образ страдающей Родины-матери, отражена одна из трагедий нашего времени: по словам художника Игоря Нежного, 'катастрофа, о которой все уже забыли' - самолет, 'упавший с неба' на мирных жителей Иркутска.
Зал рыдал. И не только чувствительные женщины, но и мужчины, и видевшие постановку неоднократно оркестранты. В плане эмоционального воздействия наиболее сильными оказались такие моменты, как сцена на музыку хора 'Вставайте, люди русские' из кантаты 'Александр Невский', когда одетые в черное 'летчики'-хористы раскрывают красные флаги; сцена разговора Алексея и Комиссара, где сначала Алексей понимает, что он сможет летать, так как он 'настоящий советский человек', после чего во время сна героев на верхнем плане декораций появляется собирательный образ русской женщины, исполняющей арию 'Поле мертвых' из кантаты 'Александр Невский'; сцена смерти Комиссара; сцена 'полета' Алексея на кровати с вентилятором; появление преображенной Ольги в костюме летчицы и, конечно, окончание оперы - сцена с немецким корреспондентом. Декорации практически полностью (за исключением 'больничных' деталей) повторили картину иркутской трагедии: разрушенный дом, из которого торчит обрубок хвоста самолета с вывалившимися наружу кишками шлангов и трубок. Контрастным пятном на черно-серо-красном фоне смотрелась идеально белая железная кровать, застланная таким же идеально белым больничным бельем, на которой, собственно, и 'отпел' свою песенку Алексей-'настоящий' (Сергей Яковлев). Огромная работа проделана постановщиками - прокофьевский вариант произведения был не только урезан в два раза, но и сцены были расположены в совершенно ином порядке. По словам Дмитрия Бертмана, работа с партитурой, которая коснулась почти всех участников постановки, носила творческий характер. 'Из четырехчасовой оперы Прокофьева, - сказал режиссер-постановщик на пресс-конференции, состоявшейся после спектакля, - где все первое действие, длящееся 1 час 10 минут, герой ползет, были изъяты отдельные куски, процесс перекомпоновки которых происходил вплоть до начала мая. И только буквально за четыре дня до премьеры установился тот порядок сцен, который увидели зрители'. В спектакле впервые были исполнены увертюра к опере и сцена с корреспондентом. Невзирая на такое, казалось бы, 'хирургическое' обращение с партитурой, 'геликоновцы' продемонстрировали образец 'идеальной' хирургии: ампутировав длинные речитативные куски, они не изменили ни единой ноты в оригинальной музыке. Незначительные трансформации претерпел только текст в сцене с корреспондентом. Спектакль построен на одновременном показе двух разных 'миров' - мира настоящего, где забытый всеми ветеран - Алексей - лежит в больнице, и мира воспоминаний Алексея, где в общих чертах воспроизведен сюжет оперы 'Повесть о настоящем человеке'. В связи с этим опера 'Упавший с неба' полна оригинальных творческих решений по совмещению сцен 'настоящего' и 'прошлого'. В моменты, когда действие происходит сразу в двух мирах, герои исполняют единый текст партитуры Прокофьева. Сценическому решению способствовали три разных плана - действие происходило внизу (на самой сцене), вверху - на 'крыше' разрушенного дома и в середине, когда герои показывались в разбитых окнах и выходили на крыло самолета. Внизу царствовали по большей части персонажи 'настоящего' - больные, медицинские работники, корреспондент; 'грезы Алексея' изображались на двух верхних пластах. Свои 'воспоминания' - Ольгу, однополчан, себя самого в молодости (исполнивший партию Алексея-'молодого' Петр Морозов, кстати, внешне похож на легендарного летчика Алексея Маресьева) - Алексей-'настоящий' 'проживал' с помощью пантомимы. Его драматическая игра, впрочем, как и игра остальных актеров, превзошла актерское мастерство обычных оперных певцов. На пресс-конференции Дмитрий Бертман не без удовольствия сообщил: 'Я сидел и гордился тем, что в театре, где я работаю, такие замечательные артисты, которые, помимо этого, являются высокоморальными людьми, ибо только такие могут сыграть эту оперу'. По мнению прессы (пресс-конференция началась не с вопросов, а с эмоциональных высказываний потрясенными журналистами собственного мнения), после такой игры 'драматические театры должны рыдать и отдыхать одновременно'.
Атмосфера трагифарса царила в 'реальном' мире, где артисты ходили в настоящих медицинских халатах, в больничных пижамах, где выносили ведро супа с надписью '4-я хирургия', пили реальное шампанское, таскали реальные шоколадки и связывали героя реальными бинтами. Мелодраматичная, не в меру кокетливая медсестра Клавдия (ее сыграла Елена Ионова) курила реальные сигареты, вражески-бесчувственный Старший врач разглядывал настоящие рентгеновские снимки. Мать Алексея пела 'не промочи ноги', держа в руках, словно скипетр и державу, протез и шерстяной носок. И даже невеста Ольга один раз выплыла из воспоминаний с похожей на бинт лентой в руках, в то время как одна из медсестер стирала грязные кровавые бинты. Весь этот бред 'настоящего' подытожил лежащий в больнице летчик Кукушкин, перекрестившийся на слова 'родная Советская власть'. Тот мир, который является воспоминанием и, казалось бы, призван выглядеть как бред, вызывает гораздо больше симпатии. Совершенно неожиданным для принятой трактовки оперы 'Повесть о настоящем человеке' стал режиссерский вывод, заключенный в последней 'сцене с корреспондентом'. Алексей лежит в больнице, общаясь только с медперсоналом 'настоящего' и своими фантазиями 'прошлого'. К нему приходит единственный посетитель - обаятельный, по-детски наивный немецкий корреспондент (Михаил Егиазарьян, внешне похожий на молодого Прокофьева). Со словами 'я настоящий советский человек' Алексей падает в объятия 'врага', которому он нужен больше, чем 'своим'. Все это происходит под сопровождение хорала крестоносцев из кантаты 'Александр Невский'.
Неудачная с постановочной точки зрения опера Прокофьева получила в исполнении 'Геликон-оперы' новую жизнь, и художественный руководитель театра не собирается снимать это произведение из репертуара после майских торжеств, планируя открыть спектаклем следующий сезон, а также представить его на европейских сценах.