Пресс-показ фильма "Самая печальная музыка на свете" (The Saddest Music In The World, Канада, 2003, режиссер - Гай Мэдден, в ролях - Марк Маккинни, Изабелла Росселлини, Мария де Медейрос, Росс Макмиллан, Дэвид Фокс) в рамках программы "Восемь с половиной фильмов" ХХVII ММКФ прошел в Федеральном агентстве по культуре и кинематографии 21 июня.
На дворе 1933 год, на всем американском континенте по-прежнему бушует Великая депрессия, в Штатах агонизирует "сухой закон", а в Канаде, в снежно-завьюженном Виннипеге набирает обороты международный конкурс самой печальной музыки. Инициатор этой идеи - леди Порт-Хартли, безногая пивная королева, а городок Виннипег - признанная столица мировой скорби. И это означает, что пиво - куда там фестивалю "Нашествие"! - будет реками впадать в океаны; мексиканские мариачи станут надрывать душу гитарными переборами; всегда несравненные, будь то кошки или близнецы, сиамцы - изображать на причудливых флейточках гибельный тайфун; угрюмые африканцы - в знак траура кромсать свои тела и выстукивать похоронный ритм: и так далее, пока братья Честер и Родерик, представляющие США и Сербию, не сойдутся в трагическом финале, заставящем забыть о сиюминутном политическом подтексте заявленного поединка.
Уже из этого пересказа (а ведь это всего лишь кромка айсберга событийного наворота) следует, что фильм Гая Мэддена ("Сердце мира", "Руки Иды") по сюжету Кадзуо Исихуро не укладывается в обычные рамки. По сути, его должно не пересказывать, а смотреть, желательно не один раз и - обязательно - имея мало-мальски внятное представление о "золотом веке" великолепного Голливуда: чем больше зритель знаком с условиями условности, тем ярче для него будет сиять эта фестивальная жемчужина. В течение первых пятнадцати минут невозможно избавиться от страшного ощущения: коробки с пленкой перепутались и репортерам в Госкино почем зря показывают невесть откуда взявшийся неизвестный фильм Фрэнка Капры. Но то и дело диковатый монтаж смешивает Капру с утрированным цирком Тода Браунинга, изломанными декорациями Роберта Вине, сумраком французского гиньоля эпохи "Великого Немого", и мало-помалу шестеренки восприятия встают на свои места, отныне послушно следуя биению авторского пульса. Становится ясно, что все эти прекрасные в своем уродстве причудливые трамваи, плавающее в сосуде со слезами сердце и обретенные "пивной леди" стеклянные - не туфельки! - ноги - никакая не стилизация, а единственный приемлемый для Гая Мэддена рай. Не найдя таковой в реальности, он перенес свою мечту в киноплоскость, где песни звучат ярче любой компиляции "Incredible Strange Music", люди носят нормальные канонические лица (особенно впечатляет Марк Маккинни в роли Честера, персонаж в духе Кларка Гейбла и Рональда Колмана), а разговоры ведутся на человеческом языке, изрядно позабытом со времен Хоукса, Ван Дайка и Ульмера. (Все помнят также стилизованный под тридцатые годы недавний флоп Келли Конрана про Небесного Капитана, и все понимают, в чем причина его неуспеха - бесцветные, топорные диалоги.) Смеясь сквозь слезы, рыдая с улыбкой, полной иронии, виннипегский волк актуального киноавангарда, создает гимн своему родному городу - грустнейшую сказку о самой печальной музыке на свете.
Борис Белокуров, InterMedia