(О РОЛИ ФИЛАРЕТА В ФИЛЬМЕ "ОСТРОВ")
"Эта ролища — именно ролища — тем прекрасна, что я смог закрутить себя в бараний рог, запечатать в смоляную бочку сухоруковскую экзальтированность. Я словно сказал самому себе: "Витя! У тебя есть возможность прокричать киномиру, что ты можешь быть другим — светлым, нежным, созерцательным, безо всякого там оскала, общественного уродства".
(О СВОЕЙ ЦЕНЕ)
"Возможно, о себе так говорить неприлично, но я человек бесстыдный в этом отношении. Бесстыдный только потому, что, если я сам себя любить на этой земле не буду, от других можно и не дождаться ни любви, ни восхищения. Каждый из нас должен знать себе цену. Цену высокую. Потому что это желание быть высоко оцененным тебя вдохновляет. И ты развиваешься, растешь".
(О МОНАШЕСТВЕ)
"Оказывается, жизнь монахов — наитяжелейшая работа. Вроде, кажется, свечечки, огонечки, хоры, молебны, посты (какая прелесть — диета!), разговоры с небом, хлопоты о рае… Все намного жестче. Этот путь суровейший — до ран, до мук, до какой-то душевной изношенности. Это труд, в какой-то степени — самоистязание, в какой-то — самопроверка. Понял я и другое. Для Господа Бога — и для тебя самого, дурак! — достаточно уже осознания того, что там — там, наверху! — сидит кто-то, большой, мощный. И видит тебя, и хочет, чтобы ты был на этой земле — да, временщиком во плоти, но чистым душой и совестью, любящим человечество. Чтобы ты, уходя, оставлял не грязные следы, а свет".
(О СВОИХ УЧИТЕЛЯХ)
"Меня недавно спросили: "Кто твой любимый учитель?" И вдруг я ляпнул, не задумываясь, как выдохнул: "Мои главные учителя в жизни — люди, презревшие меня!" Даже собутыльники, с которыми я пил в подворотне, тоже были моими учителями. Ведь чем дольше человек живет, тем больше у него учителей. Если он, конечно, не дурак. Только у дураков нет учителей — одни инстинкты. А я себя дураком не считал. Чему я научился? Первое: признал свои ошибки, чем завоевал внутреннюю свободу. Второе — я научился прощать людей. И не пытаюсь судить их, потому что я такой же, как они. Третье — я никому ничего не должен. Потому что я у людей ничего не прошу. Я не обуза этому миру! Потому что себя предупреждаю: "Витя! Не навязывайся, не приставай, не канючь! До тебя были миллионы и после тебя будут миллионы. Ты даже не частица этого мира, а частица частицы". Я хочу существовать в этом мире настолько гармонично, чтобы не раздражать других. Это очень важно и очень трудно! Когда людей не раздражаешь, им это нравится. Им комфортно".
(ОБ ИСПЫТАНИИ СЛАВОЙ)
"Не думаю, что слава меня испортит, деньги уничтожат, а нищета угнетет. Нищету мы пробовали, денег у нас много не было. А нам и не надо, потому что мы привыкли жить плохо! Но сегодня я чувствую, что денег мне хватает. И пусть у меня нет автомобиля — да и черт с ним! Надо будет — раздобудем. А слава… Это как дымка поутру над травой. Мы говорим: "Ах, какая красота!" Но она постоит-постоит и исчезает, и ты не успеваешь даже насладиться ею. Только неумные, недальновидные, бездарные люди могут чокнуться от славы, денег".
(О НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕ)
"Да все у нас есть для реализации национальной идеи! Ее даже формулировать не надо. Ведь от того, что мы ее в слова облечем, она более жизнеспособной не станет. Ну найду я для нее глагол, поговорим мы, напишем. Развесим по заборам, по стенам домов. И что дальше? Национальная идея — это поступки! Действия! Но этому мешают пороки, недостатки общества, к чему я отношу воровство, пьянство, взяточничество. Национальная идея существует где-то глубоко в нашей жизни. И чтобы она жила, дышала, для этого надо не слова красивые подбирать, а бороться с этими тараканами, вирусами, бактериями. Ведь есть тела и есть антитела. Тело у нашей идеи есть — антитела не дают ей развиваться".
("Аргументы и факты", 07.06.06)