"ЧЕРНАЯ ОРХИДЕЯ": ЭМБЛЕМА ПЕЧАЛИ
Строго говоря, вынесенная в оригинальное заглавие "dahlia" - вовсе никакая не орхидея ("orchid"), а георгин. Брайан Де Пальма тем самым сразу отсылает нас к "Синему георгину", важному для "ревущих 40-х" кинороману по оригинальному сценарию Реймонда Чандлера; в том давнем фильме блистали Алан Лэдд, Вероника Лейк, Уильям Бендикс. Но орхидея ли, георгин ли, для всех, кроме помешанных на ботанике догматиков, неважно. Гораздо важнее, что подобные образцы назва-ний сами по себе однозначно предполагают жанр, суть которого лучше всего сформулировал музыкант-экспериментатор и большой знаток фильмов noir Василий Шумов: "Разные года, разные режиссеры, разные актеры. Но в основе - все та же криминальная мрачная драма!"
Итак, место действия - Лос-Анджелес, время действия - 1946 год. И то, и другое уже настраивает на тревожный лад. Двое молодых патрульных, Ли Бланчард (Экхарт) и Бакки Блейкерт (Хартнетт), более известные в мире бокса как "Мистер Огонь" и "Мистер Лед", благодаря одному из своих затяжных кулачных боев в 10 раундов оказываются приняты на работу в уголовный розыск. Получив повышение, парни быстро смекают, что их прежняя беготня за бродягами по ночлежкам и подворотням осталась в прошлом. Серьезная уголовщина вершится в этом городе в сферах высших, большие деньги смы-каются с индустрией кино: "Богатые люди живут по-другому и умирают по-другому". И в заблудших душах двух полицей-ских на протяжении двух затягивающих в водоворот часов будут сталкиваться и бушевать уже не мифические, а вполне настоящие лед и пламень, и целый веер роковых женщин станет расточать им свои смертоносные чары. А в итоге все, как водится, окончательно обернется ложью, предательством, большой кровью, вероломным кошмаром.
Ценители классики — скажем, "Мальтийского сокола" и "Глубокого сна", - любят посетовать на то, что цветная пленка на-чисто съедает специфику любимого направления; все, дескать, уже не то. Однако здесь, наблюдая золотисто-коричневую гамму блеска и нищеты голливудских кварталов, проспектов, ведущих в гибельные омуты, роскоши, переходящей в задвор-ки, понимаешь: "неонуару" рано отправляться на покой, достаточно лишь правильно использовать цвет. Впрочем, ничего удивительного. Над созданием призрачной атмосферы коррумпированного ада работали, в частности, оператор Вильмош Жигмонд и художник-постановщик Данте Ферретти, то есть не просто мастера свого дела, а гении в своем роде. Что же касается Де Пальмы, то он, работая в кино с конца 60-х ("Убийство a la Мод"), уже просто физически не способен слепить какую-нибудь халтуру.
Отдельное достоинство "Черной орхидеи" - воздух времени. Открыть этой лентой фестиваль "Образы Америки" было весь-ма уместно: это именно слепок Америки той диковатой, но уникальной эпохи, когда на вопрос: "Есть ли у тебя девушка?" легко можно было получить ответ: "Я берегу себя для Риты Хэйворт", а миллионные состояния сколачивались на постройке трущоб из дрянных стройматериалов, оставшихся от "Кистоуна", студии Мака Сеннета (одна из оригинальнейших находок картины!). Вообще, "Орхидею" можно назвать подарком для киноманов-гурманов - здесь не цитируется разве что "Касаб-ланка", одна из ключевых героинь так и вовсе носит фамилию Лейк, а в кинозалах идет еще одна из памятных лент того времени - "Черный ангел". Но и неискушенный зритель не останется в накладе, привлеченный сенсационным сюжетом, кровавыми и двусмысленными подробностями существования "затерянного киномира", о котором нам до сих пор известно ничтожно мало. На удивление органично у Де Пальмы выглядит даже примелькавшаяся Скарлетт Йоханссон, чье творче-ское кредо, кажется, сводится к стремлению появляться в любых фильмах, независимо от их качества и содержания (в этом аспекте актрису, пожалуй, можно уподобить популярной когда-то телепередаче "В каждом рисунке - Солнце"). Менее зна-менитые Хартнетт и Экхард тоже отлично справились с созданием образов копов крутой закваски.
Главное же в том, что фильм - не просто качественная стилизация, какой он мог бы остаться, прояви съемочная группа хоть мельчайшую безответственность. Все-таки Де Пальма - один из немногих ныне живущих авторов, обладающих стройной, неэклектичной системой убеждений. Он не то чтобы мизантроп или совсем уж отъявленный пессимист, скорее - человек, стремящийся к объективному пониманию бытийных законов и схем. Именно поэтому всем его персонажам - и пироманке Кэрри, и девушке-телепату Гиллиан из "Ярости", и звукооператору Джеку из столь любимого сентиментальным циником Тарантино "Прокола", и угрюмым ребятам из гангстерских "Неприкасаемых" и "Лица со шрамом" - никогда ничего хоть сколько-нибудь хорошего от жизни не достается. То же и в "Орхидее" - даже уцелевшего Бакки Блейкерта всю жизнь теперь будут преследовать кровь и черные вороны. И никаких орхидей. Брайан Де Пальма в очередной раз сказал все, что хотел - без гнева, но с холодной печалью. А идеальное совпадение точности намерения и воплощения и принято, в общем-то, назы-вать шедевром.
Борис Белокуров, InterMedia