"СОЧУВСТВИЕ ГОСПОЖЕ МЕСТЬ": ЛЕДИ СНЕЖНАЯ КРОВЬ ***
Печальный ангел по имени Ли Гэм Чжа (Ли ін Э) осуждена на 14 лет по обвинению в похищении и убийстве пятилетнего ребенка. В местах лишения свободы (корейские тюрьмы больше похожи на санаторий, чем на застенок) девятнадцатилетняя красавица очень быстро приняла в себя миссионерские христианские проповеди. Вскоре она прослыла святой, совершая хорошие дела и помогая сокамерницам (например, пожертвованием своей почки или убийством местного "кобла"), после чего, отсидев срок, вышла на волю, променяла нимб на пистолет, а сияние лика — на пудру, инфернально-алые тени для век и дымящую сигаретку. Затем, в изящном пальто и в туфлях на шпильках, под летящий вальсирующий саундтрек, отправилась в поход по улицам Сеула в поисках своего обидчика - истинного виновника давней трагедии, школьного учителя (Цой Мин Сик).
Все, что происходило потом, в нашем случае следует оставить за кадром. Раскрывать дальнейшие секреты этой нелинейной постмодернистской истории сопоставимо с заглядыванием на последнюю страницу романа Агаты Кристи (к известному произведению которой фильм имеет некоторое отношение). Финальная часть трилогии корейского режиссера Пак Чан Вука ("Сочувствие господину Месть", "Олдбой") — маньеристская, барочная конструкция изобразительных излишеств слишком скупа на глубокий смысл, чтобы мучительно искать его в клубке флэшбеков, воспоминаний и грез, из которых соткана добрая половина повествования. В отличие от первых двух, "Госпожа", фигурально выражаясь, распадается на осколки, каждый из которых — если не шедевр, то весьма близок к оному. По отдельности - и полеты камеры сквозь снег, засыпающий пустынный ночной город, и неземной взгляд артистки Ли ін Э, и маленький, словно залетевший в реальность из сна пистолет, и катящийся по полу одинокий янтарный шарик имеют ярко выраженную самостоятельную ценность. И тем более горько видеть, что, сочетаясь, компоненты не несут в себе разряда шоковой терапии. Вся эта бархатная жуть, липкая, как кондитерская, в которой работает Гэм Чжа, прекрасна и ужасна одновременно. Именно благодаря избытку своего кажущегося совершенства. Впрочем, о визуальной стороне "Госпожи" разговор отдельный. Лишенная поэтической мрачности "Олдбоя" и реалистичной повседневности "Сочувствия господину Месть", она ирреальна, пестра и безупречна, как блескучий конфетный фантик. В конце концов, красота кадра затмевает (убивает) эмоции, на судорожную вялость которых не в силах повлиять даже кровавое гиньольное месиво, взрывающее экран ближе к финалу.
Сам замысел превратить леденящую "святость" мести в трагикомедию абсурда самой ее идеи с финальным паданием лицом в торт дал возможность Пак Чан Вуку избежать ответственности после гениального "Олдбоя" и совершить изящный кувырок через голову с фигой в кармане всем тем, кто ждал от него очередных откровений. Точный и, пожалуй, единственно верный ход. Но вне контекста прошлых заслуг режиссера сама по себе "Госпожа Месть" не стала для него стопроцентной удачей. В отличие от далеко не всеми понятой последней работы Такеши Китано, где несколько схожий абсурдистский прием без труда давал результат, достигающий заоблачных высот пронзительности.
Вывод один: после столь клюквенно-сиропной вендетты снимать кино о метафизике мести не только смешно и нелепо, но и вообще не имеет ни малейшего смысла. Столь своеобразным сочувствием к Госпоже Месть Пак Чан Вук поставил жирную точку в череде примеров бесконечно прекрасной кинопоэзии о преступлении и наказании. А чуть раньше гонконгские умницы Эндрю Лау и Алан Мак своей не менее знаменитой трилогией "Двойная рокировка" расписались финальным пулевым росчерком в полицейской теме "кротов".
Анастасия Белокурова, InterMedia