(ПОЧЕМУ СНЯЛСЯ В "НАТУРЩИЦЕ")
"Я дружу с режиссером Татьяной Воронецкой. Мне понравился сценарий фильма. Я люблю перевоплощаться и с удовольствием сыграл небольшую роль еврейского банкира-мерзавца. Во время съемок режиссер надо мной изрядно поиздевалась. Но делала это не со зла, а ради искусства — заставила 20 минут сидеть в сундуке, пока делала дубли с другими актерами. Но я не в обиде — в сундуке было хоть и тесно, но тепло. Съемки проходили зимой, я лежал, укутавшись шубой, и мне было уютно".
(О СВОЕЙ РОЛИ В "НАТУРЩИЦЕ")
"Я очень дорожу ролями, где мне приходится перевоплощаться. Здесь был характерный грим, одежда. Да и потом, Воронецкую считаю молодым растущим режиссером. От картины к картине она набирает классность. И то, что "Натурщица" попала в конкурс "Кинотавра", — свидетельство того, что рождается еще один серьезный режиссер. Эта работа очень достойная, и я рад, что по-актерски внес свою лепту в этот фильм. Картина стартует в прокате 3 июля, с интересом буду следить за ее дальнейшей судьбой".
(О СВОИХ ПРЕЕМНИКАХ НА "КИНОТАВРЕ")
"Я чудесно отношусь к Александру Роднянскому, но мне не близка та атмосфера гламура, которая возникла на фестивале. На мой взгляд, произошел перекос в сторону телезвезд. Есть ощущение, что телевизионщики делают из кинофестиваля некоторый продукт и сами его потребляют — радуются сами себе. Я думаю, что очень скоро они этим переболеют. И главным на фестивале, который придуман на века, будет киноинтрига".
(КАК ПОСТИГАЛ ПРОФЕССИЮ ПРОДЮСЕРА)
"Методом тыка. Люди моей национальности в СССР всегда были вторыми. Был русский директор завода, а при нем — главный инженер-еврей. Или был русский директор банка, а его зам — еврей. Я был вторым. А когда страна съехала на рыночные рельсы, все мы, "вторые", стали президентами компаний, центров досуга. В 1989 году я стал генеральным директором кинодистрибьюторской фирмы "Подмосковье". И довольно быстро понял, что быть руководителем — весьма противное занятие, потому что надо отвечать за людей, платить зарплату. Я начал нервничать, у меня портился характер. Но новое время открыло и новые возможности. Я не считаю себя продюсером, я классный администратор. И то, что классный администратор, организовавший фестиваль "Кинотавр", вдруг стал вызывать столько неподдельного интереса, — это был какой-то перекос. Люди смотрели — он хорошо кормит, хорошо расселяет, хорошо встречает, и это очень нравилось. Я первый год спрашивал: "А что — плохо должны расселять?" За долгие годы наша страна привыкла жить в бардаке, и когда человек начал нормально выполнять свою работу, это вызывало нездоровый интерес. Скажите, кто знает имя главного администратора Каннского фестиваля? Никто. Я был главным администратором — не больше и не меньше. Это нравилось, и постепенно из меня сделали дутую фигуру благодетеля, мецената. Никакого меценатства не было. В каком-то смысле я спасал себя, потому что нашел свое дело".
(ГДЕ ВЗЯЛ ДЕНЬГИ НА ПЕРВЫЙ ФЕСТИВАЛЬ)
"Слава богу, мне повезло — я успел спродюсировать один из последних советских фильмов "Супермен", который дал прокат. Это было в то время, когда из наших кинотеатров отечественные картины вытеснялись третьесортными американскими фильмами. Советский прокат разрушался на глазах, а я запрыгнул в последний вагон — прокат "Супермена" дал мне 13 миллионов долларов. Такие деньги в 1991 году не снились ни одному олигарху. И я решил организовать фестиваль, где можно было бы смотреть наше российское кино. Это было время, когда наши журналисты только и делали, что писали и говорили, что российского кино нет, формировали негативное общественное мнение. И началась цепная реакция. Обыватель сидел перед телевизором — ноги в тазике, а с экрана "ящика" ему говорят, что российское кино погибло. В итоге обыватель совсем перестал ходить в кинотеатры. Все мы помним, как это было. Моя романтическая идея заключалась в том, чтобы доказать, что российское кино есть. С "Кинотавром" мы пережили самые тяжелые времена. Потом я дождался хороших людей и передал свое детище в надежные руки. Сейчас вот собираюсь "Лики любви" передать туркам. Если все получится, этот фестиваль будет проходить в Турции".
(ПОЧЕМУ ТАК ЛЕГКО РАССТАЕТСЯ
СО СВОИМИ ФЕСТИВАЛЯМИ)
"Мне 61 год. Я ощущаю свой возраст. Знаю, что уже не смогу приподнять никакую махину. Сейчас я продюсирую фильмы, спектакли, немножко играю в театре. Мне хватает этой нагрузки. Я хочу пожить для себя. Рад, что настали такие времена, когда можно общаться только с теми людьми, которые мне приятны. Мне нужно заниматься своим здоровьем, я хочу написать книгу, в которой осмыслить то, что прожито. Мне нравится неспешная жизнь, которую я теперь веду. Теперь у меня есть возможность спокойно посидеть, подумать, разложить все по полочкам, уладить какие-то человеческие отношения — попросить прощения там, где я был не прав. Меня не напрягает молчащий телефон и то, что я раньше был так нужен, что за мной бегали и носили горшок, а теперь эти люди обо мне не вспоминают. В этом есть свое удовольствие. Потому что пока мы работаем, то практически не имеем друзей. Понимание, что тебе осталось жить в лучшем случае 20 лет, а если повезет — 30 лет, очень отрезвляет. Надо достойно прожить оставшиеся годы. Надо найти в себе силы сказать, что если шестьдесят пролетели так быстро, то — как же быстро пройдет то, что осталось? Надо перестать мельтешить. Нужно спокойно рассуждать о своей жизни, что успеть — сделать. Мне это трудно выразить, потому что я еще не все до конца обдумал. У нас не принято говорить о смерти. Когда ты касаешься этой темы, то тебе непременно скажут: "Да перестань, прекрати. Впереди еще так много всего…" Ребята, я как человек маленького роста всегда в компаниях первый начинал подшучивать над собой, чтобы это не сделали другие. Знаете, как любят в компаниях выбрать какую-то жертву и подшучивать над ней? Вот то же самое и со смертью. Надо ее, сволочь, опередить, надо с ней начать разговаривать на своем языке, чтобы она не была такой страшной".
("Вечерняя Москва, 14.06.07)