"МОЙ ФЮРЕР, ИЛИ САМАЯ ПРАВДИВАЯ ПРАВДА ОБ АДОЛЬФЕ ГИТЛЕРЕ": АДОЛЬФ - ДА НЕ ТОТ! ***
Берлин, 1944 год, Рейх катится к своему краху. Фюрер, сломленный множеством поражений, издерганный, перепуганный и весь какой-то замученный, теряет власть и авторитет. Даже ближайшие сподвижники не на шутку обеспокоены. И в этот момент Йозефа Геббельса, у которого, как известно, редко случался кризис идей, посещает мысль экстра-класса. Тут же извлекаются архивные материалы, проливающие свет на судьбу тезки Гитлера, знаменитого актера Адольфа Грюнбаума: еще до прихода наци к власти он поражал публику мощными интерпретациями характеров Макбета и Отелло. Грюнбаума извлекают непосредственно из Заксенхаузена, где тот терпеливо ждет смерти вместе со своими многочисленными еврейскими родными. Наскоро перекусив бутербродом (и не забыв выкинуть из него некошерную начинку!), Грюнбаум начинает понимать, что от него требуется. Он, еврей, должен преподавать Гитлеру уроки дикции и актерского мастерства. Тогда в сердце фюрера вновь загорится огонь 1939 года. Сперва Грюнбаум начинает торговаться, требует освободить сначала его семью, а потом и весь концлагерь (эти сцены невозможно смотреть без судорожного смеха). Его пробуют отправить обратно в Заксенхаузен, но тут уже вступается сам фюрер: "Верните мне моего еврея!" Итак, Адольф номер 2 приступает к своей работе. Но актер себе на уме, и у него есть тайный план. И план реализуется, когда Адольф, из-за неверного движения парикмахерши лишившись части своих знаменитых усов, теряет дар речи. Грюнбаум, замаскированный под трибуной, через мегафон доносит слова фюрера до огромной толпы, но вдруг принимается нести околесицу, говорить (якобы устами самого вождя) всякие мерзости о нем. Охрана расстреливает еврея на месте. Исполненная пафоса гибель Грюнбаума в рамках концепции создателей фильма должна восприниматься подвигом, жертвой во имя свободы. Но отчего-то не воспринимается.
У фильма о двух Адольфах есть по крайней мере одно достоинство: он сносно и грамотно снят; подобный уровень киноязыка не часто встречается в конкурсе ММКФ. Если же копнуть поглубже и добраться до смысла, то смысл этот - чудовищен. Германия давным-давно отрефлексировала свои поражения и триумфы. Говорить о них в таком тоне сейчас, в наши дни, это все равно, что взахлеб рассказывать с экрана "стр-рашную" тайну о сталинских репрессиях. Образ великого - как бы к нему ни относиться - тирана и человека трактуется здесь на уровне пошловатой книжки Юрия Нагибина "Любовь вождей". В ход идут все клише и все штампы, которые в свое время взяла на вооружение пропаганда антигитлеровской коалиции: вождь болен на голову, неумен, жалок. Он мочится в постель, страдает половым бессилием (отвратительная сцена его "близости" с Евой Браун!), кликушествует, безумствует и вопит. Не властный лидер, ведущий свой народ к теплым морям Адриатики, но псих и социопат, единственным другом которого остается овчарка Блонди. Все это, конечно же, объясняется тяжелым детством, когда отец всячески обижал маленького Ади. Противно и больно сознавать, что масштабное кинополотно создано ради такого ничтожного принижения. Конечно, швейцарскому режиссеру по фамилии Леви вольготно было снимать эту ересь - его-то страна всегда стояла над схваткой.
Настораживает другое. Даже подобный фильм, который и в горячечном бреду не назовешь инкорректным политически, вызвал у себя на родине ропот и гул возмущения. Та категория лиц, которая в боязливом ознобе стучит зубами, ожидая нового холокоста, обвинила Дани Леви в глумлении над памятью жертв. Основание? Злодеяния нацистов - не тема для смеха. Дело дошло до демонстраций протеста и призывов к бойкоту. Как будто бы и не было никогда ни гротескных ролей Эрика фон Штрогейма, ни "Боевых киносборников" вкупе с репризами Тарапуньки и Штепселя, ни "Большой прогулки" Жерара Ури; о "Великом диктаторе" здесь как-то неловко и говорить. Непостижима ограниченность человеческая: ведь оревуар страшному и кровавому прошлому реализуется как раз через смех. В случае же "Моего фюрера" вместо смеха на выходе звучит глумливый утробный хохот - так ржет человек, которому нужно не радоваться, а поиздеваться. Осмысление непростой истории немецкого народа в фильме Леви происходит буквально на уровне детской считалочки-скороговорки: "Внимание, внимание, говорит Германия! Сегодня ночью под мостом поймали Гитлера с хвостом, он сидел на лавочке и ковырял козявочки". Но то, что простительно несмышленому ребенку, не годится для взрослого человека. Поневоле подумаешь: право же, при живом фюрере карьера циника и похабника Леви сложилась бы совсем по-другому.
Борис Белокуров, InterMedia