ЭДИТА ПЬЕХА: "ТЫ ПОЙМЕШЬ, ЧТО НАДО ПОПРОЩАТЬСЯ, ТОЛЬКО КОГДА ЗАЛ ОПУСТЕЕТ"
"Я ведь до этого сама для себя придумала историю своей фамилии. Когда в 10 лет причащали в польской католической церкви, мне подарили молитвенник, где на последней странице значилось: "К выпуску подписал кардинал католической церкви Сапьеха". В школе на уроках истории нам рассказывали, что род Сапьех был очень именитым и знатным. Я даже решила, что в Польше кардинал Сапьеха был кем-то вроде Мазарини или Ришелье во Франции. Но, когда польская шляхта исчезла, пропал и род кардиналов Сапьех, остались одни Пьехи. В основном они живут в Катонии. Как-то я приехала туда на гастроли. Репетировала на сцене. И вдруг сзади кто-то кричит по-польски: "Пьеха, подвинь рояль!". Я поворачиваюсь и удивленно спрашиваю: "Почему это я должна рояль двигать?" А рабочий сцены отвечает: "Вы, пани, ни при чем. У нас тут Пьеха — каждый третий". И действительно, на концерте в зале оказалось человек 10 моих родственников Пьех. После выступления мы собрались все вместе, и я вспоминала тот короткий и далеко не счастливый отрезок своей жизни, который прожила в кругу своих родных во Франции и Польше".
(О ЖИЗНИ В ПОЛЬШЕ)
"В лучшем случае я могла бы стать служанкой или учительницей в Польше. Наша семья ютилась в маленьком домишке. Он принадлежал хозяину шахты, на которой работал мой отец. Если шахтер утром не спускался в шахту, через день от семьи требовали освободить жилье. Отец от тяжелой работы заболел и умер. Тогда на шахту пошел мой брат. Но он тоже недолго выдержал. Мама, зная, что ее сын умирает, была вынуждена выйти замуж за нелюбимого человека — он тоже работал на шахте и таким образом мог обеспечить семье жилье. Отчим стал "Берлинской стеной" между мной и моей мамой. Она меня очень любила, но не смела этого показывать. Потому что отчим любил своего сына, которого мама от него родила, а ко мне ревновал. И я молила Бога, чтобы побыстрее уехать из дома. Закончив педагогический лицей и пройдя три этапа отборочных конкурсов, я оказалась среди тех, кто получил право продолжать учебу в Советском Союзе".
(О БРАКЕ С БРОНЕВИЦКИМ И ПЕРВЫХ ШАГАХ НА СЦЕНЕ)
"Думаю, что я поторопилась, выходя замуж в 19 лет. Я сама была ребенком, житейского опыта никакого. Сан Саныч организовал ансамбль "Дружба", где мне отвели роль солистки. Мы очень сильно отличались от тех, кто выступал в то время на советской эстраде. Я пришла на сцену в тот момент, когда все певцы и певицы одевались в серо-коричнево-черные тона. Я же не могла смотреть на черный цвет — он мне напоминал о трауре, который мама носила год после смерти отца и год после смерти брата. И я решила, что буду наряжаться, как девушки на балах. И как только появились первые заработки, начала покупать ткани и заказывать наряды у Зайцева. Так что эпоху серо-коричнево-черных платьев отменила на эстраде именно я. Правда, никто не знает, чего мне это стоило. Для каждого платья ткани приходилось добывать буквально из-под земли. Но, к сожалению, много костюмов не сохранилось. В советское время, если у тебя в гардеробе скапливалось слишком много концертных платьев, их приходилось сдавать: ткани я покупала сама, но пошив оформлялся через Ленконцерт. Он и присваивал себе мои костюмы".
(О ПОПЫТКАХ УСТРОИТЬ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ РАЗВОДА С БРОНЕВИЦКИМ)
"С Сан Санычем после 20 лет совместной жизни мы все-таки расстались. Для меня на первом месте всегда стояла сцена, а не семья. После развода я встретила человека и сама себе придумала, что с ним у меня может получиться совместная жизнь. Мне показалось, что он сможет стать для меня тем плечом, на которое можно опереться, тем мужем, который бы меня провожал на гастроли и встречал, от которого я могла бы родить еще одного ребенка. Но спустя два года поняла, что ошиблась. Он был очень симпатичным, добрым, внимательным, но абсолютно чужим. У нас не было ничего общего. Несмотря на распространенное мнение, что актер с актрисой жить не могут, я считаю, что не сможет быть около артистки муж — не артист. А еще поняла, что быть хорошей артисткой и хорошей женой и мамой одновременно невозможно. Для моей дочки Илоны мамой была бабушка. А мы с Броневицким жили ради публики, ради сцены. Это как наркомания. Если тебя зрители приняли, полюбили, ты уже со сцены не уйдешь. Только когда зал полностью опустеет, ты поймешь, что надо попрощаться".
("Аргументы и факты", 01.08.07)