ПЕТР ТОДОРОВСКИЙ: "ИНФАРКТЫ НАЧИНАЮТСЯ ЗАДОЛГО ДО СТАРОСТИ..."
"Война — это четыре года жизни в нечеловеческих, противоестественных условиях. Там было все — жестокость и несправедливость, романы и смерти, храбрость и трусость, бездарность командиров и героизм солдат, предательство и самопожертвование. Мне показалось, что я смогу приоткрыть еще одну страничку. На этот раз никакой лирики или романтики. Фильм — о людях, которые пережили оккупацию и затем с Советской Армией шли на фронт".
(О СВОЕМ ПОКОЛЕНИИ)
"Наше поколение с октябрятских лет воспитывалось по особой методике. Мы должны были быть всегда готовыми к бою, беззаветно любить Сталина и быть преданными идеалам партии. И я был таким. Я обожал Сталина дольше всех своих товарищей, сомнения появились гораздо позже. Новому поколению сложно понять, что в нашей стране за 70 лет была взращена особая порода людей. Никогда не забуду, как несколько лет назад в Москве я с оператором искал для съемок подходящую трамвайную остановку. Вдруг к нам подходит такой мужичок в кепочке и начинает допытываться: "Что вы тут фотокрахфируете? Тут секретнейший объект". Мы пытались объяснить: мол, "Мосфильм", кино снимать будем. Но он поднял крик на всю улицу: "ШпиЈны!", вызвал начальника охраны соседнего здания. Тот посмотрел наши удостоверения, отвел меня в сторону и прошептал на ухо: "Как они мне надоели, мать их, своей бдительностью!.." Вот этот старичок — ярчайший пример советского человека".
(О ПРОВОКАТОРАХ)
"Это особая порода людей, на генетическом уровне усвоивших, что страна постоянно находится во вражеском окружении. Они привыкли не доверять. Или могут спровоцировать, чтобы "вывести на чистую воду". В центре моего фильма именно такой человек — провокатор по призванию. Он получает удовольствие, сочетая личную корысть с партийной бдительностью. Он точно выбрал себе жертв — отца и трех его сыновей, которые попали в оккупацию, жили под немцами. То есть для советской власти они уже не люди или люди третьего сорта, хотя в том, что они оказались на оккупированной территории, их вины не было. Но таких считали предателями, проверяли десятки раз и не доверяли им всю оставшуюся жизнь. Когда пришла Советская армия, семью моих героев взяли на фронт, и почти все они там погибли. Но не от вражеской пули, а от подлости профессионального провокатора".
(ОБ АКТЕРАХ, СНИМАВШИХСЯ В "НА ПАМЯТЬ О ПЕРЕЖИТЫХ СТРАХАХ")
"Актеры, мало засвеченные в медийном пространстве. Сегодня сложно найти талантливых артистов, которые могли бы на три месяца сосредоточиться только на одном проекте. А мне надо было, чтобы они постоянно вместе находились в кадре. Снимались питерские Яков Шамшин и Константин Воробьев, Иван Криворучко из горьковского МХАТа. Самая трагическая роль — старшего сына — досталась Дмитрию Ульянову. Я очень доволен актерами и не доволен собой".
(О СВОИХ СТАРЫХ ФИЛЬМАХ)
"Ой, есть такие, о которых и вспоминать не хочется. Я люблю снимать кино, но признаю, что я очень неровный режиссер. Я ведь не учился режиссуре, я кинооператор по образованию. И глубокие знания получать мне в молодости было негде. Пять лет на фронте, где уж там книжки читать, когда голод, холод. Но на войне я увидел, как на фронте работает человек с кинокамерой, и тогда понял, что вот есть замечательная профессия. Людей уже не будет, а на пленке они останутся. И после демобилизации двинул во ВГИК. Со второго раза поступил. Не получал стипендию, разгружал бревна, подрабатывал фотографией, занятия запустил. После первого курса хотели даже отчислить за профнепригодность. Спас меня профессор Анатолий Головня и мое фронтовое прошлое. Дали мне еще один шанс, который я уже не упустил. Но вообще все инфаркты начинаются задолго до старости..."
(О БУДУЩЕМ СВОЕГО ФИЛЬМА "НА ПАМЯТЬ О ПЕРЕЖИТЫХ СТРАХАХ")
"Судя по возобновившемуся потоку патриотических лент, мое кино не попадает в эту колею. Ведь в центре моей картины — отрицательный герой, который к тому же является еще и жертвой воспитания. Трагическая личность. Но я знаю, что про Великую Отечественную еще не все сказано. И очень надеюсь, что уже не случится возврата к тем временам, когда идеология была важнее художественного результата".
("Известия", 04.09.07)