В "НОВУЮ ОПЕРУ" ПРИПЛЫЛ ОБНОВЛЕННЫЙ "ЛОЭНГРИН"
Стилистически данная постановка находится в традициях современного оперного театра: минимум декораций, отсутствие привязки к конкретной эпохе, универсальность сюжета — лирического и политического, - и др. Не делая никаких попыток выйти за рамки традиции, не ища броских технических новшеств или ярких отличий визуального ряда от других постановок, Каспер Хольтен пытается достичь убедительности имеющимися средствами — простыми, в некоторых случаях условными, но всегда оправданными. Этим режиссер убивает еще одного зайца — освобождая визуальное восприятие, слушатель переключается на сложное музыкальное полотно. Кстати, с приоритетом музыки у датчан тоже все в порядке — сценография хоровых и ансамблевых эпизодов выстроена не только красиво по форме и оправданно по содержанию, но и акустически "выгодно" и разумно, являя порой свой интересный акустический подтекст. Вообще, в музыкальном отношении "Новая опера", не побоявшись взяться за Вагнера, выиграла. Огромная работа проделана с оркестром — сначала фундаментальная по освоению непростой партитуры Эри Класом, а затем стилистическая "полировка Вагнером" Йеном Латам-КЈнигом. Почти не подвели даже духовые — насыщенные и мощные, для звуковой красочности и объема смело размещенные даже по боковым ложам, сыгравшие почти всю оперу "без сучка без задоринки" и обидно "наделавшие петухов" в оркестровом интермеццо, открывающем вторую картину последнего действия. Вокальная сторона, если не придираться, для "первого опыта" также на хорошем уровне. Менее выгодно на генеральной репетиции показали себя главные герои — Эльза и Лоэнгрин (Марина Ефанова и Хачатур Бадалян). Впрочем, в премьерных спектаклях Лоэнгрином выступит американец Джон Пирс; зато очень убедительно и интересно (и вокально, и драматически) выступили "контргерои" Ортруда и Фридрих фон Тельрамунд (поистине "вагнеровская" Анастасия Бибичева и Анджей Белецкий). В постановке выведена еще одна гармоничная "пара" (прозвучавшая также на хорошем уровне) — король Генрих Птицелов (Алексей Антонов) и народ (хор).
Собственно споры может вызвать только сама трактовка оперы. Само по себе действие спорным не является — здесь все очень логично, очень оправданно и на своем месте, Хольтен подмечает даже мельчайшие детали (общипывание Эльзой букета невесты или нетерпеливо закуривающий Лоэнгрин, которому недоверчивая подруга все уши прожужжала на тему, что не может спать с незнакомым мужчиной); споры, скорее, коснутся отношения к такой интерпретации "классической" оперы. Конечно, кому-то не понравится фэнтезийный стиль костюмов людей (черные и серые балахоны, рубахи, шкурки и т.п.) и кремовые классические "тройки" небожителей. Кому-то будет неприятно видеть смутное, невежественное (и при этом вечносовременное) средневековье, разваливающуюся страну с "разваливающимся" королем в инвалидной коляске; кому-то — узнать в ключевых мужских ролях (полуживом короле, ретрограде Фридрихе, стерильной "темной лошадке" Лоэнгрине и его клоне-ставленнике Готфриде) современные политические силы (впрочем, с таким же успехом их можно назвать "архетипическими"): режиссер сам не скрывает современных политических аллюзий своего творения. Но, если вчитываться в текст самого Вагнера и на всякий случай вслушиваться в музыку (а режиссер знает оперу наизусть, и это заметно), то, как ни странно, именно подход Хольтена получается более убедителен, чем все романтические трактовки о белом рыцаре и розовой принцессе. Здесь нет места религиозной мистике — есть религия, но и она является орудием политиков, а не богоявлением, и даже белый лебедь — всего лишь сложенный из тетрадного листа бумажный журавлик. Как его воспримет толпа, зависит только от манипулятора. За минимумом средств режиссеру удается провести еще один пласт борьбы (собственно, основополагающий), выводя, помимо людской "клановой" пары Эльза-Фридрих, надличностное противоборство "темного" женского и "светлого" мужского начала, харизматичной Ортруды, тянущей за собой общество к матриархату, и церковного посланника Лоэнгрина — представителя "светлого" будущего. Сам Хольтен заявил на пресс-конференции, что не видит в вагнеровской сказке ни полностью темных, ни светлых героев. "Светлая" сущность Лоэнгрина выявляется, помимо всего прочего, в последней картине с помощью света — исходящие сверху белые лучи озаряют лицо Эльзы и спину отвернувшегося от нее Лоэнгрина. Каким бы спорным ни являлся такой подход к "классическому наследию", в данном спектакле все полностью фундаментально выстроено, здесь все до мелочей продумано и оправдано, что можно сказать далеко не о всех постановках вагнеровских полотен.