"АКВАРИУМ" - "ЛОШАДЬ БЕЛАЯ" ****
И чего это БГ после нескольких отвязанных пластинок записал такую умиротворенную пастораль, как "Лошадь белая"? В ней осталась ирония, но нет сатиры, есть седина в бороду, но нет беса в ребро, она звучит то как "Русский альбом", то как русско-абиссинский оркестр, в ее записи приняли участие три десятка инструменталистов, большей частью иностранных, большей частью экзотических для рок-состава (струнные группы, мандолины, виолы, вокальный квинтет и т.д.; все это постоянно подсвистывает и подстукивает, создавая звуковую картину сколь избыточную, столь и уместную). Несмотря на мощный сопровождающий коллектив, голос и авторская манера Бориса Борисовича остались доминантой, поэтому "Аквариум", даже усиленный зарубежными легионерами, звучит как "Аквариум" - с этим ничего не поделаешь, да и не надо. При желании песни с "Лошади белой" могут устраивать текстовые и мелодические переклички с ранними вещами БГ — но такого желания альбом почему-то не вызывает: при всей предсказуемости мотивов и давно привычной непостижимости слов "Лошадь" вызывает смутное ощущение чего-то крайне важного, к чему стоит прислушаться, задержав дыхание. Какое-то послание от Бориса Гребенщикова — да такое, которых он еще не посылал. Какое-то величие и покой — величественный покой и спокойное величие.
Почему появился такой альбом "Аквариума"? Точный ответ на этот вопрос напрашивался в ночь на 9 января — я ехал пустынной праздничной Москвой, в колонках играла "Лошадь белая", и уже было известно, что операция на сердце Гребенщикова прошла нормально. Шунтирование — операция уже вполне обычная, руку хирурги на ней давно набили, но всЈ равно сложная, оставляющая большой зазор для "а вдруг?" и "мало ли что?" Ну и даже без всяких "вдруг" после нее требуется долгая реабилитация, включающая отказ от некоторых жизненных привычек. И вот в "Лошади белой" в ночь на 9 января можно было услышать и буддистское спокойствие перед любыми изменениями в жизни, и смиренную надежду на мастерство хирурга, и готовность благодарно принять новую участь. Словом, с альбома струится тихий свет мудрости человека, побывавшего где-то там, где наша обычная бытовая суета теряет свое значение. Не вполне, правда, понятно, что нам делать с тем фактом, что эти песни сочинялись тогда, когда ни о какой операции и речи не было (решение о ее проведении было принято почти экстренно). Спишем, пожалуй, на провидческий дар художника. А может, ему сердце подсказало, да не прозвучит эта фраза выдержкой из истории болезни.
"Аквариум" умудряется совместить ковровую бомбардировку слушателя общим настроением альбома с точечными самонаводящимися ударами — ряд песен явно заслуживает как отдельного упоминания, так и попадания в и без того многотомный "грейтест хитс" от БГ. "Еще один раз" - веское прощание с "Детьми декабря" и "Днями серебра". "Господу видней", начинаясь монотонным почти речитативом, продолжается пробирающим до костей рефреном. "Сокол" тоже рождается скромным птенцом, но затем выливается в эпическое и очень красивое полотно. Немного развлекалочки Гребенщиков позволяет себе в "Слове Паисия Пчельника", стилизуя под произведения с "Русского альбома" издевательский феминистский гимн. Еще одним завораживающим шедевром "Неизъяснимо" пластинка завершается. "И вагон, где ты был, проносится мимо, и всЈ — неизъяснимо": просто и гениально.
Алексей Мажаев, InterMedia