Людмила Гурченко: "Чтобы хорошо выглядеть, надо предпринимать все возможные меры"
"Да, в фильме половина моих собственных костюмов… Из тех копеек, которые были, мы постарались сделать недешевыми только декорации. Хотя бы по виду. Эпизоды в квартире моей героини, известной певицы Анны Семеновой, снимали в Государственном историческом заповеднике "Горки Ленинские". Открыли те комнаты, куда вождь не входил, и там карельская береза так хорошо сочеталась с зеленым стеклом! Мы не хотели, чтобы наша актриса выглядела нищей, как у нас привыкли изображать актрис. Моя героиня всю жизнь пахала, зарабатывала, и у нее красивая мебель, антиквариат".
(ГДЕ ВЗЯЛИ АНТИКВАРИАТ)
"Смешная получилась история. Мы почти все вывезли из нашей квартиры на съемочную площадку. А домработницу забыли предупредить. И когда она пришла, открыв дверь своим ключом, и увидела полупустое жилище, то в ужасе бросилась звонить моему мужу: "Сергей Михайлович, вас ограбили!"
(О ТРАВМАХ НА СЪЕМКАХ)
"Раньше да, было дело. Во время съемок фильма "Мама" я повредила ногу. Перелом был сложный, множественный, доктора в один голос твердили, что с плясками покончено навсегда… Как видите, этого я не допустила. Как и многого другого. Попав однажды в клинику на плановую операцию, сделала тщательное обследование — хотела узнать, что со мной происходит. И узнала! Все, что имею, я имею от своей профессии. Сломанную вдребезги ногу, и отсюда четыре операции по пять часов каждая. Нос у меня нормально перестал дышать после съемок фильма "Двадцать дней без войны", где не только я, а вся съемочная группа, в том числе Юрий Владимирович Никулин, заработали себе серьезные заболевания. Но после умело сделанной операции, кстати, без наркоза, я дышу!.. Ладно, хватит о болячках!"
(О СВОИХ СОБАКАХ)
"Два мальчика — Пепа и Гаврик. Мы с мужем часто берем их с собой на гастроли. Во время спектакля они находятся в нашем номере гостиницы и ждут хозяев. Скучают, конечно, хотя мужественно переносят путешествия. Оставить их в Москве не получается: не с кем, да и страдают без нас. Наши мальчики очень дружны, прямо как братья, хотя они разных пород. Пепа — старший, карликовый пинчер, а Гаврик, тоже карлик — московский длинношерстный той-терьер. Один злой, другой добрый — хороший контраст. Пинчер обязан быть злым. Поэтому, когда злой пинчер вдруг проявляет братские чувства к маленькому той-терьерчику, уступает ему, пускает в свою миску, это выглядит очень трогательно. В общем, собаки — это такая радость!"
(ОБ ОТДЫХЕ)
"Если честно, даже лежа дома на диване, отдыхать у меня толком не получается. Я всегда что-то прокручиваю, выстраиваю, играю. Не высыпаюсь, а для любой женщины, тем более актрисы, полноценный сон — это важно. Мучаюсь над тем, чтобы спалось легче и без снотворного. Перед сном люблю принять ванну с морской солью. Это расслабляет".
(О ПОДДЕРЖАНИИ ФОРМЫ)
"Спасибо родителям, их гены не позволяют мне расплываться. Папа всю жизнь был в одном весе, и я тоже. Во мне 53,5, как и в 10-м классе! Специально своей фигурой особенно не занимаюсь, не делаю никаких упражнений, не хожу в фитнес-клубы. Стыдно в этом признаться, но даже зарядку не делаю. И диеты — это не мое. Какие еще нужны диеты, если я по природе своей могу есть, что хочу и сколько хочу... Почему так? А у меня, как говорится, проходимость не нарушена. Голод, война, сгораемость… У меня папа такой же был, а мама — большая. Тем не менее, я никогда не занимаюсь обжорством и другим не советую. Секрет прост: не переедать! Хотя Сергею приходилось наблюдать картинку, как я в два часа ночи трескаю жареную картошку. Но это минутная слабость, очень редкая для меня".
(О ПЛАСТИЧЕСКОЙ ХИРУРГИИ)
"Знаете, лицо еще так-сяк можно подправить, подчистить — и то не раньше сорока. А с фигурой шутки плохи: советую держаться в одной весовой категории, тогда дряблости не будет. И старость отодвинете. В принципе я не против процедур, улучшающих внешность. Чтобы хорошо выглядеть, надо предпринимать все возможные меры. Только аккуратно и вовремя".
(О СЧАСТЬЕ)
"Что такое счастье? Короткий период, о котором иногда стыдно сказать, потому что счастье многим представляется чем-то исключительно глобальным. Ничего подобного. Я встретила приятного для меня человека, он мне улыбнулся, сказал: "Людмила, вы прекрасны!" — и я лечу на сцену! А с другой стороны, есть такие моменты, когда я точно знаю, что хочу обнять мир, запеть, начать танцевать. Переизбыток чего-то такого и есть счастье".
("Собеседник", 21.10.10)