(О РОДИТЕЛЯХ)
"Мама моя — из дворянского рода. Заядлая театралка, окончила с золотой медалью Институт благородных девиц, читала в подлиннике французские романы. Папа — революционер, большевик, один из руководителей Московского восстания в 1917 году, впоследствии — известный дипломат, работал в посольстве СССР в Париже, затем был послом в Литве и Латвии, в Швеции, в Чехословакии…"
(ОБ ОТНОШЕНИЯХ С МУЖЧИНАМИ)
"Я человек увлекающийся. Больше предпочитала гражданские отношения с мужчинами, никого не отягощающие. При том что за мной ухаживали самые разные, иногда очень важные персоны, почему-то в основном я связывала свою жизнь с людьми из нашей, творческой братии. Никогда у меня не случалось трагических романов, наоборот — все они были веселыми и необременительными. Никого из своих мужей и возлюбленных я не ревновала, не злилась на них, не обижалась. Расставались мы всегда легко и впоследствии сохраняли дружеские отношения..."
(НЕ ЖАЛЕЕТ ЛИ, ЧТО ЖИВЕТ ОДНА)
"Нет! Боже упаси! Не надо мне никакой совместной жизни. Почему? Не знаю, не анализировала. Знаю только, что жить мне всегда было комфортнее одной. Прежде всего, наверное, потому, что по сути своей я не хозяйка, не наседка домашняя, вот и не получалось у меня обеспечить дом женским уютом. При этом мужчины меня не бросали — кого-то я сама оставляла, кто-то ушел из жизни… (задумчиво.) Все-таки вся моя жизнь посвящена профессии. Она — и собеседник мой лучший, и партнер, и радость, и огорчение, а в целом — моя непреходящая любовь. Так что тратить себя на кого-то еще я не хочу. А сейчас особенно надо экономить силы, расходовать их с умом, и лучшее им применение — работа в театре и в кино..."
(О ЖЕЛТОЙ ПРЕССЕ)
"Как-то мне звонят и говорят: "Вас беспокоят из цветочной фирмы. Для вас заказан букет цветов". Я благодарю, интересуюсь, от кого. "Мы не знаем, — отвечают, — но тут есть письмо, оно запечатано. А мы должны вам доставить заказ. Куда подвезти?" Я объясняю, что неважно себя чувствую, поэтому в Москву пока не выезжаю, живу за городом, на даче. "Ничего страшного, мы организуем доставку". — "Буду вам очень признательна…" Приезжают, звонят в ворота. Галя, моя помощница по хозяйству, идет открывать. Хочет взять букет, но молодые люди просят: "Ой, разрешите, мы сами вручим. Хоть увидим актрису". Она их впустила. А я лежу непричесанная, в ночной рубашке. Влетает в спальню юноша — в руках какой-то хилый букет. Я еще подумала: "Неужели такой заказывают в фирме?" А он давай расспрашивать: "Как вы себя чувствуете? Говорили, настолько плохо, что даже отказались от врачей". "Да что вы?! — залопотала я из постели. — Я же второго играла спектакль. Просто немного простудилась". Вдруг вижу, другой парень из-за двери наставляет на меня какой-то объектив. Я возмутилась, закричала: "Сейчас же убирайтесь вон!" Они ушли, но скрытой камерой все-таки сняли. Через несколько дней по одному из телеканалов показывают сюжет: я, вся всклокоченная, лежу в ночнушке в кровати и произношу только одну фразу: "Я второго играла", а затем идет авторский текст: "После этого актриса тяжело заболела. Лечиться не хочет, от врачей отказалась. Закрыла свою спальню шторами и никого к себе в дом не пускает. Согласилась принять только нас…" Гадко. Прийти обманным путем и устроить такую ерунду!"
(О ЗАКРЫТИИ ЕЕ ПЕРЕДАЧИ НА ПЕРВОМ КАНАЛЕ)
"Телевидение — организация таинственная, пути его, так же как и пути Господни, неисповедимы, поэтому искать логику в том, по какой причине они что-то разрешают, а что-то запрещают, нет смысла. У передачи был очень хороший рейтинг, но когда началась засуха, пожары, смог, руководство почему-то решило, что во время таких катаклизмов следует говорить не о светских новостях, а о полыхающих лесах и торфяниках. И только. Что, по-моему, совершенно глупо. Следуя этому, во время снегопада надо говорить о снеге, во время дождя — о дожде... В общем, чем мы не угодили и как повлияли пожары на эту передачу, объяснить не смогу. Но сейчас, кажется, на каком-то другом канале хотят сделать аналогичную программу под названием "Женская жизнь", и меня пригласили ее вести. Только она будет выходить не каждый день, а раз в неделю".
(ОБ АНАТОЛИИ ПАПАНОВЕ)
"Толя был на три года старше меня, когда-то учился в одном классе с моим двоюродным братом Юрой Колобковым в школе на Усачевке. Они дружили, а я, когда приезжала к тете в гости, дружила с ними. И каждый раз тетка говорила мне: "Ты с ними не ходи, это же усачевская шпана". Но мне всегда нравилось общаться с мальчишками, поэтому дружбу нашу я не прерывала. Когда началась война, Толя пошел на фронт, вернулся после ранения — полстопы у него оторвало. Потом восстанавливался — как Маресьев, тренировался, в клуб "Каучук" ходил на танцы, кстати, он замечательно танцевал… Толя был во всем настоящий — и друг, и актер, и мужчина, и муж. Очень достойный человек, благороднейший. Помнится, по молодости я очень обижалась на предвзятое мнение критиков. Так, каждый раз, когда меня обругивали в какой-то статье, Толя успокаивал: "Леленька, да не слушай ты их, не обращай внимания. Им же надо что-то писать, ну и пусть себе пишут. Пойми, у них ведь семьи, которые кормить надо, да и сами они кушать хотят". Вообще, Толя во всем меня поддерживал. Как никто умел утешить... При этом Толя весь был соткан из крайностей и противоположностей. Сам про себя говорил: "Леленька, ты не смотри, что я хам, у меня же в душе незабудки цветут!" (Смеется.)".
(ОБ АНДРЕЕ МИРОНОВЕ)
"К несчастью, трагедия, с ним случившаяся, произошла прямо у меня на глазах. Мы тогда были с гастролями в Риге. В Рижском оперном театре шел спектакль "Безумный день, или Женитьба Фигаро", где Андрюша играл роль главного героя, а я — Марселину, маму Фигаро. В конце нашей с ним сцены он говорит мне: "Прощайте, матушка!" — а я ему: "Прощай, сынок!" На этот раз он настолько проникновенно произнес эти слова и посмотрел на меня так странно — каким-то долгим, глубинным взглядом, что у меня даже мурашки по коже пошли. Хотя, может, это мне потом так показалось?.. А дальше началась общая, массовая, сцена суда — пейзане, пейзанки, граф... И вдруг Андрей стал шататься, что-то невнятно бормотать со странной полуулыбкой, падать, цепляясь за кулисы. Шура Ширвиндт подхватил его под руки и потащил со сцены. За кулисами Андрюшу положили на стол, где лежали букеты искусственных цветов — для выхода пейзанок в финале. Мне показалось это очень страшным, помню, мелькнула мысль: "Он же как в гробу лежит — весь в цветах". А Миронов в это время что-то несвязно говорит, показывает рукой на голову, можно разобрать, что голова болит. Ширвиндт обращается ко мне: "Найди Канделя, он в Риге". Речь шла об известнейшем нейрохирурге Эдуарде Израилевиче Канделе, который по удивительному стечению обстоятельств в то же время приехал из Москвы на Рижское взморье. Андрей, у которого была аневризма (расширение кровеносного сосуда. — Прим. ред.) сосуда головного мозга, раньше наблюдался у него. Уверенная в том, что Шура имел в виду гостиницу "Рига", которая находится напротив театра, я как была — в театральном костюме, в гриме — побежала туда. Задыхаясь от бешеного бега, спрашиваю у администратора: "В каком номере живет Кандель?" — а она отвечает: "Он здесь не проживает". Я прошу телефонный аппарат, городской справочник телефонов и начинаю звонить по всем лучшим гостиницам города. Наконец с помощью сотрудницы отеля нахожу академика в закрытой гостинице Совета министров Латвии. Забыв, как его толком зовут, говорю: "Эдик, извините, я забыла ваше отчество. Андрею очень плохо. Его сейчас увезут в клинику нейрохирургии". Он отвечает: "Главврач этой клиники сейчас как раз сидит со мной — у меня день рождения. Мы выезжаем"… Потом Кандель мне позвонил и сказал: "У Андрюши все безнадежно — разрыв аневризмы, очень большой, слишком много крови, все мозги плавали в крови". Рассказал, что череп вскрыли, кровь выпустили, но мозг уже не функционировал. А сердце еще долго работало… После смерти Миронова столько вдов появилось, что просто ужас! Но я точно знаю: у него — молодого, красивого, богатого, пользующегося успехом у женщин, — была только одна настоящая любовь. К профессии. Бесконечно любил свою работу, как в театре, так и в кино. Каждую роль делал филигранно. Работал на износ, трудолюбив был невероятно".
(ОБ ЭЛЬДАРЕ РЯЗАНОВЕ)
"Безусловный деспот. Хотя усиленно это скрывает. Очень хитро играет в демократизм, в этакого хулиганистого разгильдяя, перед съемками все время сам хохочет, других смешит, анекдоты рассказывает, пообедать вместе зовет. То есть сознательно создает атмосферу беспутства, вольности, легкого пребывания, что на самом деле очень важно для комедии. И незаметно у всех актеров складывается какое-то комедийное настроение. При этом режиссер всегда прекрасно знает, чего хочет, и именно этого добивается от актеров".
(О ПРОШЛОМ)
"Вообще, оглядываясь на свое прошлое, я часто думаю: "Как же все-таки мне повезло!" Ну на самом деле — ведь Господь не только дал мне возможность прожить такую большую жизнь, но и подарил встречи и дружбу с величайшими — сейчас это уже точно можно констатировать — актерами нашей эпохи, необыкновенными людьми…"
(ГДЕ СЕЙЧАС СНИМАЕТСЯ)
"Предварительно картина называется "Союз нерушимый", а как уж его назовут на телевидении — не знаю. Мне известно только, что сценарий написали специально для меня, и роль мне очень понравилась — трогательная, необычная. Я играю старую пенсионерку. Ее выселяют из домика, но на защиту приходят старые друзья-детдомовцы, из которых один уголовник, другой подполковник, а третий миллионер… Вроде к моему юбилею фильм должен выйти на экран".
("Семь дней", 23.11.10)