Оскар Фельцман: "Из всех, кто когда-либо пел мои песни, живы только трое"
"Есть что-то такое в этом городе. Возможно, воздух, в котором, кажется, уже разлита музыка. А еще есть море и замечательные люди. Не устаю повторять: я, наверное, и композитором стал только потому, что родился в Одессе. Про другие таланты не скажу, а музыкальными мы обязаны прежде всего знаменитой школе Столярского. Петр Соломонович был уникальным человеком. Каждого одесского ребенка (особенно еврейского), подающего хоть какие-то надежды в области музыки, первым делом вели к нему. Его приговор всегда был суров, но справедлив. Если Столярский говорил, что вы на что-то годитесь, это была не только огромная похвала, но и предсказание. Получить самого Столярского в учителя считалось невероятной удачей".
(О СВОЕМ ПЕРВОМ ШЛЯГЕРЕ)
"Теплоход" на стихи Драгунского и Давидовича. Это была моя первая песня, раньше я писал оратории, кантаты и концерты. Самым легким жанром, который тогда себе позволял, была оперетта. Однажды услышав "Сильву" Кальмана, буквально влюбился в это произведение! Вообще же, эстрадная музыка тогда казалась мне примитивной, почти пошлой, и я думал, что никогда не буду ее писать. Только со временем понял, что она может быть столь же прекрасной, сколь, скажем, симфония, и так же сильно влиять на душу человека. В общем, у меня появился "Теплоход". Что с ним делать, я не знал, показал друзьям, и они посоветовали пойти с песней к Утесову. Мы с ним были немного знакомы, встречались в Новосибирске в эвакуации, и я, правда, не без колебаний, ему позвонил. Леонид Осипович послушал и сказал: "Помяните мое слово, через две недели песня будет звучать по радио!" Я ему тогда не поверил, но скоро песню не только передавали по радио, но и напевали все вокруг. Популярность у нее была сумасшедшая".
(О "ЛАНДЫШАХ")
"Меня попросили сочинить какую-то легкую, веселую песню для новой концертной программы. Мелодия родилась легко, буквально за полчаса, основой для нее послужило стихотворение Ольги Фадеевой. Исполнила "Ландыши" Гелена Великанова. Премьера состоялась в саду "Эрмитаж". Через несколько дней "Ландыши" запела вся Москва (сам я в это время был на юге, и Геля сообщила мне о произведенном фуроре телеграммой), а за ней и весь Советский Союз. Да что там, песня и за границей пользовалась сумасшедшим успехом - ее пели в Германии (там для нее написали новые слова и назвали "Карл-Маркс-Штадт"), в Японии, даже на Канарских островах. Я прямо растерялся, такого успеха у меня еще не было. Ну а через несколько месяцев грянул гром - песню обвинили в пошлости, безвкусице, чуть не в подрыве устоев социалистического общества, меня называли провокатором. В разгромных газетных статьях писали, что такие произведения особенно опасны для молодежи, чей художественный вкус еще не до конца сформировался. Видимо, начали очередную кампанию по борьбе с пошлостью в искусстве, нужен был яркий пример подобного явления, а тут как раз "Ландыши", как в фильме "Москва слезам не верит", доносятся из каждого окна. Далеко ходить не стали, ухватились за то, что было, грубо говоря, на поверхности. Так двадцать с лишним лет мою песню и называли "образчиком безвкусицы", пока наконец не реабилитировали".
(ИМЕЛИ ЛИ ГОНЕНИЯ НА "ЛАНДЫШИ" НЕПРИЯТНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ НЕГО)
"Если вы думаете, не репрессировали ли меня, сослав в Сибирь, то Бог миловал. Времена уже были не те. Но песню запретили исполнять на концертах и по радио, если и ставили, то только мелодию. Мой друг, писатель Владимир Войнович, как-то пошутил: "Оскар, ты стал похож на Мендельсона - у тебя тоже есть своя "Песня без слов". Конечно, ужасно неприятно было, что все это время мое имя полоскали все, кому не лень. Так ведь было бы за что! Никакой пошлости и безвкусицы в "Ландышах" нет, обыкновенная песня".
(О ПЕСНЕ "ПО ПЫЛЬНЫМ ТРОПИНКАМ ДАЛЕКИХ ПЛАНЕТ")
"Мне позвонили из одной популярной в то время радиопередачи и по большому секрету рассказали, что готовится запуск искусственного спутника Земли: дескать, неплохо бы к этому событию песню написать. Я ответил, что никогда не сочиняю музыку просто так, только на готовые стихи. Через час мне позвонил юный Володя Войнович, который в то время был на этом самом радио чуть ли не стажером, и, запинаясь, продиктовал стихи. Они мне так понравились, что через полчаса песня была готова. Кстати, тогда мы с Володей и подружились. Говорят, Никита Сергеевич очень любил напевать эту мелодию".
(НУЖНА ЛИ ЕМУ ОСОБАЯ АТМОСФЕРА, ЧТОБЫ СОЧИНЯТЬ МЕЛОДИИ)
"Да по-разному бывает. В юности я любил писать музыку на знаменитом Приморском бульваре. Просто приходил туда (мы жили неподалеку, на Малой Арнаутской улице), садился на скамейку и сочинял, а дома играл только что написанное. Прекрасные были времена!"
(О ЛЮБИМЫХ ПОЭТАХ)
"Наверное, самыми любимыми были все-таки Расул Гамзатов, Евгений Долматовский и Роберт Рождественский. Вы, например, знаете, что сюжет песни "Огромное небо", которую так замечательно пела Эдита Пьеха, Рождественский взял из жизни? В какой-то газете, кажется, в "Правде", Роберт прочитал о подвиге летчиков, у которых в небе над Берлином отказали двигатели самолета. Нечеловеческими усилиями они дотянули до леса, где самолет упал, катапультироваться пилоты не успели: "А город подумал, ученья идут". Люди плакали, слушая эту песню... С Робертом нас познакомил живущий ныне в Израиле писатель Толя Алексин. А с Михаилом Матусовским мы написали несколько песен к фильму "Матрос с "Кометы", в том числе и ставшую знаменитой "Черное море мое"... Увы, с каждым годом все меньше и меньше остается в живых людей, с которыми я когда-то работал - нет Роберта, нет Расула. Вот и любимых моих исполнителей уже почти не осталось. Из всех, кто когда-либо пел мои песни, живы только Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль и Эдита Пьеха".
("Факты и комментарии", 21.02.11)