(О ГРУППЕ «ЛЕНИНГРАД»)

«Да, репетируем, проводятся какие-то эксперименты – над слушателями, над звуком. Но в концертной программе, конечно, 80% будет старье. Потому что, когда я прихожу на концерт любой группы, я хочу услышать то, что хочу услышать. И если мне начинают е…ть мозг новыми песнями, я ухожу и говорю: «Вы пидарасы». Я понимаю слушателя».

(КАК ОЦЕНИВАЕТ СЕБЯ КАК АКТЕРА)

«Не Олег Даль уж точно. И не Борисов. Я реально отношусь к себе. Ну такой… Морда харизматичная, да, собственно, и все. В роль не вживаюсь: над своей душой стараюсь не издеваться. Над организмом – да, а душу оставьте мне».

(О ВЛАСТИ И НАРОДЕ)

«Мне власть не нравится. Но я не знаю, кто мне больше не нравится – власть или народ. Они, сука, достойны друг друга. Я не знаю периода в этой стране, когда людям нравилось то, что происходит. И очень большая ошибка всей либеральной общественности, что она назвала свое движение «Несогласные». Если бы они назвали свое движение «Недовольные» - это были бы все. На Рублевке тоже никто не доволен, я тебе отвечаю.И в подвалах Питера тоже все недовольны. Это страна недовольных по определению. Рождаются люди уже с кислой миной на лице. Летом, сука, жарко, зимой, б…, холодно, всегда все не то. Я не хочу такой демократии. Если будет власть этого большинства, мне сразу страшно здесь жить. Мне и так страшно временами, но так станет вообще невыносимо».

(О ХИМКИНСКОМ ЛЕСЕ И «ХИМКИНСКОМ ЛЕСЕ»)

«Мне кажется, ирония никогда никому не мешала. Тем более если не хамская, не какая-то исподтишка. С открытым забралом человек высказал свою точку зрения. Но в нашей демократии это полный п…ц. Это «святое». Или это просто «нельзя обижать убогих». Идея Химкинского леса не кажется мне святой. Само словосочетание для меня страшно звучит: Химкинский лес! Там должны быть деревья какие-то лиловые…»

(О СМЕРТИ)

«Рано или поздно это произойдет. Я в мучениях бы не хотел, и, собственно, всё. Готовым к этому быть невозможно».

(КАКУЮ РОЛЬ ВОДКА ИГРАЕТ В ЕГО ЖИЗНИ)

«У меня другие отношения с водкой. Водка выполняет функции перезагрузки. Если я напиваюсь в умат, то отрешаюсь: пьянка как маленькая смерть. А пить – целое искусство. Я не встречал непьющих приличных людей. Если человек не пьет вообще, для меня он неприличный. Я не могу найти с ним точек соприкосновения. Мне кажется, что у него за душой что-то не то. То ли разведчик, то ли боится».

(О МОСКВЕ И ПЕТЕРБУРГЕ)

«Москва, бесспорно, является монополистом и медиа, и всей структуры, но мне там делать нечего. Москва – это плохая копия Нью-Йорка. Если переезжать, то в Нью-Йорк. Это нужно было делать раньше. Но как раньше я не хотел, так и сейчас не хочу. Меня устраивает Петербург вполне, даже с сосульками. Я бы хотел, чтобы солнце светило чуть дольше в этом городе, чтоб дождей было меньше. Мне кажется, в сосульках есть какая-то неотвратимость. Это действительно явление природы. Не я выбрал этот период, этот город. Я тут родился, я тут живу, сосульки живут вместе со мной».

(Maxim, май 2011)