(О РОЛИ ОЛЕГА ЯНКОВСКОГО В ЕГО ДЕТСКОЙ ЖИЗНИ)

«Отец всегда был очень занят: съемки, репетиции, встречи, фестивали, поездки... Удивительно, но я никогда не чувствовал недостатка общения с ним. Скажу больше: я даже сейчас ощущаю его присутствие рядом. Ведь в детстве я привык к тому, что он всегда уезжал, но все равно был рядом тем или иным образом. Включаешь телевизор — там папа. Идешь в кино — он играет роль в новом фильме. И на съемки меня родители почти всегда брали. Я единственный ребенок в семье, папа и мама меня очень любили. Отец, несмотря на занятость, был очень заботлив: всегда звонил, интересовался моей жизнью, участвовал в ней. Может быть, поэтому я и сейчас так же объясняю его отсутствие: он уехал на длительные съемки. Нет, со мной все нормально, я вижу его могилу, знаю, что его нет с нами. Но сейчас мне легче думать именно так: папа просто в очередной раз уехал сниматься в новом фильме. Увы, на неопределенный срок...»

(О ХАРАКТЕРЕ ОТЦА)

«В жизни он был совершенно другой человек, не похожий на себя экранного. Знаете, бывают такие актеры, которые всегда актеры. Они, даже когда дома одни сидят, что-то такое постоянно играют. Их никто не видит, а они все равно играют! Отец был совершенно не таким. Поскольку он очень уставал на съемках, в жизни был нормальным человеком: простым, доступным, добрым и внимательным. Конечно, приезжая со съемок, он что-то нам с мамой рассказывал, но вообще мы жили как нормальная семья: решали бытовые вопросы, проблемы — все, как у всех. Ведь человек, который приходит с завода, не рассказывает же постоянно о станках, деталях...»

(О ТАЛАНТЕ ОЛЕГА ЯНКОВСКОГО)

«Чем старше я становлюсь и чем активнее сам снимаю, тем все больше понимаю, что он был феноменально одаренным актером. Что и откуда бралось? Он никогда дома не был тем персонажем, которого играл в данный период. А на съемочной площадке словно раздавался неслышный щелчок, и рождался совершенно другой человек. Как это у него получалось? У меня до сих пор нет ответа на этот вопрос. Кроме одного: он был актером от Бога. К сожалению, я не успел поработать с ним на съемочной площадке. Иначе, может быть, у меня было бы еще какое-то объяснение того, как внутри него “менялись каналы”. Причем молниеносно».

(О ВЗАИМОПОМОЩИ В МИРЕ КИНО)

«Отец всегда помнил, как ему помогали в начале его карьеры. И это правило было для него свято: сначала тебе помогают, потом — ты. Поэтому он был всегда деликатен и внимателен, когда ему приходилось сниматься с совсем неопытными актерами. Он отлично помнил, как сам волновался, снимаясь в своих первых фильмах “Щит и меч” и “Служили два товарища”. И как его поддерживали старшие коллеги. Вообще, он всегда относился к съемкам как к командной игре — как в спорте. Если ты на такое не способен, то не сможешь долго продержаться в кино. Ты должен быть личностью, но при этом соблюдать законы. Иначе тебя быстро заменят. К нему очень рано пришел не только успех, но и понимание того, как надо правильно себя вести».

(О ЗАВИСТИ)

«Много говорят о зависти в искусстве... Это тот этап, который, безусловно, надо пройти, прожить. И если актер молодой, или глупый, или не востребован, или завис в одном амплуа, конечно, его будут терзать зависть, неудовлетворенность собой. Но это порок, который надо преодолеть, считал Олег Иванович. У него я никогда не видел даже намека на что-то, похожее на зависть. Наверное, еще и потому, что он находился на таком высоком уровне, где уже нет места зависти, — у каждой звезды есть свое, особое место, занять которое никто не может. Папа много лет, с 1982 года, дружил с Робертом Де Ниро — это были настоящие, глубокие отношения. Отец часто смотрел фильмы Де Ниро на DVD и говорил: “Молодец, Бобби, держится...” Они были разными. Де Ниро худел-толстел для роли. Папа всегда оставался в одном весе. Вообще, об этом не рассказать в двух словах, это отдельная история дружбы двух великих актеров. В которой не было места для зависти, только уважение и признание таланта друг друга. Когда отец заболел, Роберт Де Ниро приехал проститься...»

(О СЛАВЕ ОТЦА)

«Отец прожил счастливую жизнь, об этом я могу говорить с уверенностью. После того как “Щит и меч” и “Служили два товарища” вышли на экраны почти одновременно (хотя первый снимался раньше, но он длиннее), популярность и внимание зрителей окружали его всегда. Но такая стремительно обрушившаяся слава не вскружила ему голову. Он планомерно, шаг за шагом строил свою актерскую карьеру. И самым счастливым периодом в своей карьере считал 1982–1983 годы. Вышли три важных для него фильма: “Полеты во сне и наяву”, “Влюблен по собственному желанию” и “Ностальгия”. Каждый — для своей аудитории, каждый — удивительный по результату. Это был апогей карьеры! Актера Янковского признали все: интеллигенция, массовый зритель, интеллектуалы... Коллеги, критики, таксисты и продавцы — все были покорены его талантом. Популярность никогда не была его сверхзадачей. Его интересовало перевоплощение в тех персонажей, которых он играл. А слава — это уже был шлейф. Это не его фраза, но он любил ее повторять: “Не так тяжело стать известным, как тяжело популярность поддерживать. Не так сложно взлететь, как трудно удержаться”. И он знал, о чем говорил. Он сорок лет делал карьеру — именно карьеру, шаг за шагом. Которая, надо признать, со стороны выглядит очень гладенькой. И это правильно. Ведь что такое карьера? Это то, что на виду. Это результат, который у отца был блестящим. Сейчас можно бесконечно вспоминать его фильмы, и все они высочайшего класса».

(ОБ ИЗДЕРЖКАХ ПОПУЛЯРНОСТИ)

«Когда-то давно мы были с ним в Нью-Йорке, гуляли по Бродвею, потом сели за столик в уличном кафе, заказали что-то, и папа, улыбаясь, сказал: “Как хорошо! Меня здесь никто не узнает!” Нет, это не было кокетством — да и никто, кроме меня, этих слов не слышал. Да, он понимал, что популярность — это важная составляющая его профессии. Но иногда уставал от назойливого внимания, панибратства... Ну а потом с Бродвея мы поехали на Брайтон-Бич, и там уже проходу не давали (смеется). Как, впрочем, почти везде. А поклонники бывают разные: и воспитанные, и не очень. Ведь наши актеры, в отличие от голливудских, живут той же жизнью, что и все остальные люди, — они никак не изолированы. Например, мы жили в хорошем, но обычном доме. И каждый сосед, встретив отца в лифте, считал своим долгом сказать, мол, видел вас, Олег Иванович, в новом фильме. А еще поезда, самолеты, бесконечное общение. Отец уставал от этого, но он был молодец, держался и никогда не позволял себе выразить какое-то недовольство или раздражение».

(ЧЕГО БОЯЛСЯ ОТЕЦ)

«Чего он боялся? Это смешно и грустно одновременно. Как-то мы всей семьей отдыхали в Сочи. А это был период, когда цеховики штамповали фотографии известных актеров на полиэтиленовых пакетах — сейчас даже трудно представить, какой это был дефицит, поэтому бесценные пакеты стирали, сушили, зашивали... И вот идешь с пляжа, а рядом кто-то гордо несет свои мокрые плавки “под лицом” популярного актера. И папа однажды сказал: “Не дай Бог когда-нибудь оказаться на пакете”. Для него это было бы позором! Хотя тогда пакет был почти как сумка «Шанель» сейчас и свидетельствовал о сумасшедшей популярности. Конечно, не исключено, что такой пакет все-таки появился, но, слава Богу, отец его не увидел. И если у кого-то он вдруг сохранился, то огромная просьба, пришлите на память!»

(СМОТРЕЛ ЛИ ОТЕЦ СВОИ ФИЛЬМЫ)

«Он вообще-то не любил смотреть свои фильмы. Это и понятно, столько раз все видел в процессе съемок. Но был эпизод, который он любил пересматривать и всегда говорил: “Вот это гениально!” А когда к нам кто-то приходил из моих однокурсников, например Вова Машков, которого папа очень любил, он говорил: “Вот! Учитесь, как надо играть!” Это эпизод из фильма “Мы, нижеподписавшиеся” (режиссер Татьяна Лиознова), в котором его герой, абсолютно пьяный тип в стиле “обаятельный мерзавец”, режет лимон. И как он это делает — фантастика. Это высочайший класс актерской игры, хотя эпизод совсем небольшой, всего десять-пятнадцать секунд, за которые можно об актерской игре понять все. Этой работой отец по-настоящему гордился. И вторая сцена, которую он очень высоко ценил, — это в “Ностальгии” проход со свечой. Олег Иванович вспоминал, что они сняли ее с первого дубля... Сто фильмов, грандиозные роли... А он чаще всего вспоминал только два эпизода... Хотя, безусловно, ценил свои работы в фильмах “Тот самый Мюнхгаузен”, “Крейцерова соната”, “Полеты во сне и наяву”...»

(ОБ ОТНОШЕНИИ ОТЦА К ПОЛИТИКЕ)

«В девяностые годы в стране шла бурная политическая жизнь. Но и в этот период он был занят исключительно искусством и не вмешивался ни в какие общественные коллизии. Я не слышал от него ни одного плохого слова ни о Брежневе, ни о Горбачеве, ни о Ельцине... Ни о ком. В архиве есть фотографии, на которых отец стоит рядом со всеми политическими деятелями. Но дальше этого дело не шло. Думаю, папа отлично знал, что его профессия — артист — нужна при любом строе. И он, как бы громко это ни звучало, просто служил искусству. Это был его путь, он им шел. За это его все и уважали, от Брежнева до Медведева».

(О ЖИЗНЕННЫХ ИТОГАХ)

«Да, папа ушел очень рано. Но он все равно был счастливым человеком, я убежден в этом. Много сыграл, наблюдал мое профессиональное становление, внуков увидел почти взрослыми. Так что в этом смысле его жизнь была полной. Безусловно, были моменты, которые его расстраивали. Но мой мозг стер все отрицательные моменты в его жизни, включая последний год, когда он болел. Я только хорошее помню, только позитивное и ни о чем плохом не желаю вспоминать. Да, с одной стороны, это защита моего организма, которая включилась после его ухода. А с другой стороны, его профессия — актер. И наверняка он хотел остаться в памяти людей ярким, талантливым, успешным и очень обаятельным. Он все сделал для того, чтобы его вспоминали как человека сильного и светлого. И еще. Я точно знаю, что вся папина жизнь была по-настоящему красива».

(«Комсомольская правда», 20.05.11)