Валерий Золотухин: «Как выживает русский артист? Напивается до полусмерти»
(ПОЧЕМУ У НЕГО НЕТ АЛТАЙСКОГО ДИАЛЕКТА)
«Ты напрасно думаешь, что его не было. Когда я приехал в Москву поступать в театральный, мой чудовищный диалект был одной из причин, по которой меня могли не взять. Тем более что поступал-то я на оперетту. И когда меня взяли, профессор Понтрейнин специально пригласил мне преподавателя по сценической речи — так я ужасно говорил. Но, знаешь, теперь, когда я попадаю на Алтай, уже через неделю балакаю на этом диалекте».
(КАК РЕШИЛСЯ УЕХАТЬ С АЛТАЯ)
«Я и сейчас поражаюсь, как мог сообразить отправиться в Москву. Но, если честно, сообразил не я, а моя сестра Антонина — она была другой закваски человек и всегда говорила мне: “Беги отсюда”. По разным причинам “беги” — семейным (семейка у нас была шумная, драчливая, суровая), а может быть, что-то выглядела во мне».
(КТО ЕМУ ПОМОГАЛ НА СТАРТЕ)
«Тут я должен открыть страшную правду, я ее долго скрывал. После 9-го класса к нам приехал цирк на колесах, и я участвовал в представлении — был на подсадке и делал небольшой этюд. И так я его хорошо разыгрывал, что после одного представления руководитель цирка Алексей Яковлевич Полозов сказал мне: “Придите завтра утром”. Я пришел в цирк. Он собрал всех и объявил мне: “Молодой человек, вы совершите преступление, если не станете драматическим артистом”. Я к этому времени закончил 9 классов, и Полозов дал мне свой адрес в Москве. Вот у меня до сих пор, Марина, мурашки по телу бегут (уже в ноги спустились), когда я говорю про это. Кто я ему был? Почему он дал мне свой адрес? Более того, он ходил в сельсовет и просил, чтобы мне выдали мой паспорт — мы же были как крепостные, нам не отдавали документов. Он говорил им: “Золотухин обязательно поступит в театральный, вот увидите. Отдайте ему паспорт”.
Но когда я приехал в Москву и нашел его квартиру по адресу, его не оказалось — он был на гастролях в Африке. И я остался один на один с городом-героем Москва. И я пошел искать институт и никак не мог его найти, потому что везде было написано: “Щукинское училище”, “Щепкинское училище”. Но во втором часу ночи я наконец наткнулся на то, что искал, — ГИТИС, так и было написано «институт театрального искусства».
(ВЕРИТ ЛИ В СУДЬБУ)
«К сожалению, верю, и не спрашивай почему. И в судьбоносные встречи тоже верю. У меня в кино первая встреча с Высоцким. В картине “Интервенция” это случилось. И в Театр на Таганке (опять мурашки бегут по телу) мы почти одновременно пришли. Я чуть раньше, но тут же сошлись в одном спектакле — “Герой нашего времени”. Я играл Грушницкого, а он драгунского капитана. Николай Николаевич Губенко играл Печорина. И мы с ним уже тогда стрелялись».
(О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ)
«Володя не был такого маленького роста, может, он такой же, как я, или чуть-чуть ниже. Он был прекрасно сложен. У него была жена Людмила Абрамова, а у меня — Нина Шацкая, обе женщины высокие. И когда мы вместе шли куда-то по улице, Володя говорил мне: “Пусть впереди идут”. Он стеснялся. Но когда он стал Высоцким и женился на Марине Влади, у него этого комплекса ни в коем разе не было.
Он стал звездой, но у него не портился характер от этого. Он оставался самим собой. Ведь что такое звезда? Ее создает наше окружение. И когда при мне, например, Анатолию Дмитриевичу Папанову говорили: “Скажи “ну, погоди! “— он зверел. А я бы, окажись на его месте, убил. К Высоцкому так же фамильярно обращались, цеплялись, и тогда это переходило у него в другое качество — он резко отвечал. На что хамы тут же злились: «Ну ты зазнался!».
(О РОЛИ БУМБАРАША)
«Я тебе так скажу: здесь все было замешано на метафизике. Я приехал попробоваться на Бумбараша просто так, потому что в это время Абрам Роом утвердил меня на главную роль в фильме, который потом стал называться “Преждевременный человек”. Я понимал, что эта роль могла гарантировать мне переход в другое качество, я делал на нее серьезную ставку. На руках у меня уже был договор, деньги. Нина, жена, уже приехала в Ялту на съемки, так что у меня была серьезная перспектива, и к Бумбарашу я относился легкомысленно, тем более что похожая роль у меня уже была в фильме “Пакет”.
И вдруг я получаю от Роома телеграмму, что меня снимают с роли. Как так? За что? Я не знаю, как тогда выжил. Ну а как выживает русский артист? Напивается до полусмерти. Через 2–3 дня очухался — денег нет. И, на свою удачу, дал телеграмму в Киев Рашееву: “Попробовался у вас неудачно. Если есть возможность, вызовите меня еще раз”. Без надежды дал: ведь у меня были пробы плохие, а у Кононова хорошие. Но он почему-то вызвал меня, и тут я брякнул: “Если хотите сделать хороший фильм, возьмите Кононова, а если хотите заглянуть в вечность…” Вот кто меня за язык дернул. Черт его знает! Ведь артист напичкан чужими фразами. И эта — то ли из Цветаевой, то ли из Ахматовой — вылезла из меня. Но Рашеев попробовал меня второй раз, и тут для меня наступил момент тигра. Так в кино говорят: наступает момент тигра. Значит, нужно прыгнуть в нужное место с нужной энергией и с нужной убедительностью. Я и прыгнул на вторых пробах. Худсовет меня утвердил».
(О СВОЕЙ РОЛИ В «НОЧНОМ ДОЗОРЕ»)
«Да я и не вампира играл. Тимур говорил не о вампире, а о некоем персонаже, и очень здорово рассказал, что от меня хочет. Я не читал сценарий, тем более не читал книгу Лукьянова. Но ведь это было в то время, когда с предложениями у меня в кино было не густо. Так что я согласился. И потом, мой герой нигде не пьет кровь — это трагически несчастный человек, он не хочет, чтобы его сын последовал по его стопам. В финале он кричит: “Сынок, я так хотел, чтобы ты стал человеком”.
(«Московский комсомолец», 21.06.11)