(О ПЕРВОЙ СЦЕНЕ В СВОЕМ РЕЖИССЕРСКОМ ДЕБЮТЕ «БРАТИЯ»)

«Это метафора. Бой собак идет сразу после сцены, в которой дерутся мальчишки. Далее - крупный план главного героя, отца. Умный зритель понимает, что происходит у этого человека в душе. Его лицо спокойно. Он вне игры. Он не хочет общаться с этими людьми, но вынужден иметь с этим дело. История реальная. Я этого человека встретил в жизни, в большой компании. У меня тогда только родился сын Ваня. И он начал говорить, что дети - прекрасно. Жена умерла, а у него два сына. Собачьи бои - это заработок. Я не хотел, чтобы у меня в картине с детьми произошло что-то жестокое, страшное. Я через собак хотел показать, как ужасны агрессия, вражда. И отец в этом виноват…»

(ЗАЧЕМ В ФИЛЬМЕ БЫЛ НУЖЕН ХЕППИ-ЭНД)

«Самый больший комплимент для меня - спор на защите диплома, когда на Высших режиссерских курсах собрался весь состав мастеров и педагогов. Мнения разделились ровно пополам. Одни кричали: «Что это за концовка: счастье, любовь?!» А другие: «А что ты хочешь? Чтобы все было плохо?» Для меня эта история была некоей притчей. Это может с кем угодно произойти в любое время. И у крестьян, и у богатых, и так далее. Мой герой не жесткий отец, который насильно может разнять драку. Он не может ударить сыновей. Вроде замахивается, но не бьет. Потому он и идет на обман. Но это нестрашно, что сын узнает правду. Я консультировался с одним из ведущих в Москве детских психологов. Он рассказал, что наша нервная система не может выдерживать постоянно накал страстей. Мы достигаем пика переживаний, потом идет сброс. Например, когда человек рождается, женщина плачет, кричит, потом успокаивается. И любит. Так и у братьев в фильме: они испугались, пожалели друг друга и поняли, как они друг другу дороги».

(О ПОСТУПЛЕНИИ НА РЕЖИССЕРСКИЕ КУРСЫ)

«Это было сложнейшее решение - поступить на режиссерские курсы. Что происходит, когда артист хочет быть режиссером? Это из ряда вон! Тебя пять лет в институте учат быть послушным материалом: пластилином, понимающим, выдающим. Ты организм, наученный, как собака, слушать хозяина - режиссера. И вдруг собака хочет командовать львами. Я видел много примеров: в этом есть что-то нездоровое… В 2008 году я был утвержден на главную роль в картине Бортко. Но настал кризис, и все запуски остановились. Я понимал, что придется долго ждать. В сериалах не хочу мелькать. А для большого кино денег никто не будет давать. И вот я оказался студентом режиссерских курсов. Представляете: ты узнаваемый человек, с тобой советуются. А по ту сторону камеры ты новичок. Коленки тряслись, но нужно было изучить механизм, понять, как этот велосипед делается… А как только людям в нашей группе дали возможность снимать, все стали снимать чернуху. Про бедность, про жалость, про несчастность...»

(О БЮДЖЕТЕ КАРТИН)

«Есть редчайшие фильмы с 30-50 миллионами. А вообще обычно полтора-два миллиона долларов. И на эти деньги, кроме гонораров, надо находить объекты, интерьеры и так далее. Естественно, если ты снимаешь про бедную семью, можно найти квартирку чуть ли не ­за бесплатно. Если будешь снимать о богатой жизни, то надо или связи иметь, или аренду платить... У художника все взаимо­связано. Иногда люди чуть выпрямляются, говорят: а что мы все копаемся в этой грязи? Так, может, про молодежь будем снимать? Про красивую жизнь?!... Бедненький режиссер с бедненьким продюсером говорят: «Давай напишем о богатых». «Давай!» - «А что богатые?» - «Тоже плачут!» Вот мотивы. Но художник должен быть равен своему объекту. Искусство должно соответствовать той правде, которая есть в жизни. Почему мы не верим фильмам? Потому что если о милиционерах снимаем, то, опять же это посторонний взгляд на романтику милиционерской работы. Это антиискусство».

(ЛЕГКО ЛИ ЕМУ БЫЛО СНИМАТЬ СВОЙ ПЕРВЫЙ ФИЛЬМ)

«Ужасность ситуации была в том, что меня изначально воспринимали как человека известного: конечно, пришел тут, понимаешь. Но когда взяли картину - это было счастье. Нет, до этого было счастье! Я все деньги вынес из дома. Я услышал историю этой семьи, созвонился со сценаристом, рассказал ему все. Он зажегся: трое суток мы писали. Тут встал вопрос денег, камер, актеров. И нужно юридически себя зафиксировать. В общем, я решаюсь накопленные деньги за предыдущие роли вытащить из дома. Это было непросто. Я тогда, к сожалению, не думал о ближайшем будущем, потому что, казалось, что я сейчас это сделаю, и у меня будет предложение. Предложений сниматься после этого не было полтора года… 2008-2009 годы мы жили в долг... Я благодарен жене, она меня поддерживает. «Ну что делать, - говорит, - давай». В конечном итоге, когда совсем деньги кончились, и я не мог больше занимать, материал уже лежал, я выходил на улицу и понимал, что это вообще никому не нужно, это никто не увидит никогда… Я ведь набирал в съемочную группу лучших. После 10 лет работы я знал: в одной группе реквизиторы классные, в другой - художники… Вплоть до кухни. Основа уже была и лежала, как моя прихоть, как моя глупость какая-то. Ты не муж и отец, а просто как транжирщик! Пошел, поигрался в кино - и все. А предложений нет, звонков нет. И сериалы скребутся: заплатим, сериалы длинные, ситкомы, давайте…».

(ОТКАЗЫВАЕТСЯ ЛИ ОТ СЛАБЫХ ПРОЕКТОВ)

«Ну, естественно. Потому что иначе больше никогда не снимешься у талантливых людей. Смысл жизни в этой профессии может быть только в том, что ты работаешь с талантливыми людьми».

(КАК В НЕМ БУДУТ  УЖИВАТЬСЯ АКТЕР И РЕЖИССЕР)

«Прекрасно. Просто надо много читать, самообразовываться, быть терпеливым, выносливым. При лучшем раскладе, наверное, больше, чем раз в три года ты не сможешь снимать. Снимать кино каждый год только плохие режиссеры могут, по-моему. Во-первых, сам процесс производства кино занимает где-то год. Во-вторых, нельзя снимать хорошее кино быстро. Хорошее кино - это обдуманное каждое движение. Свет, постановка, позиция, глаза…».

(ПОЧЕМУ АКТЕРЫ НЕ ДОЛЖНЫ РАЗМЕНИВАТЬСЯ НА СЕРИАЛЫ)

«Зритель не должен нас часто видеть по телевизору. Каждое наше появление должно быть новой загадкой, новым явлением. Тогда до старости ты будешь интересен».

(ПРИГЛАШАЛИ ЛИ ЕГО В «БРИГАДУ-2»)

«Нет. Сидоров и Безруков отказались, а другим они не стали предлагать. Они сняли другую историю».

(ОТКАЗАЛСЯ БЫ СНЯТЬСЯ В СИКВЕЛЕ «БРИГАДЫ»)

«Не знаю. Не хочу про это говорить. Скажу только: я очень люблю Сережу Безрукова, Володю Вдовиченкова, Пашу Майкова и Сидорова. Это время, прекраснейшее, невозвратимое - полтора года съемок, - было чем-то, к чему не вернуться. Вот уже 10 лет прошло, а я не смог встретить людей, с которыми у меня были такие отношения, как с Вовой, с Пашей и с Сережей… По поводу «Бригады-2»: знаете, не было предложено истории, на которую можно было соглашаться или нет. И в одну реку дважды не впрыгнешь. Но я хочу по­смотреть этот фильм».

(О ГАРМОНИИ  В ЕГО СЕМЬЕ)

«Мне повезло с женой. Все костюмы, наряды, цвета - все она мне придумывает, ищет, находит, договаривается. Это ее вкус, ее талант… Это везение уметь радоваться. Остановиться так и сказать: «Ой, хорошо!»

(ЧЕМ ЕГО РАДУЕТ СЫН)

«Своим ростом. Умением говорить, петь, танцевать, читать, буковки узнавать, кататься на каком-то механическом мотоцикле, играть в мяч и бороться со мной».

(ХОТЯТ ЛИ ВТОРОГО РЕБЕНКА)

«Мы хотим, чтобы у нас был второй ребенок. Но дети - эгоисты, и их нужно заранее готовить к тому, что семья может стать больше, что мы все разные и все - любимые. Вообще человек, если оставить в стороне его божественное начало, - раб. И мир силен для тебя до тех пор, пока ты раб этого мира».

(О СЪЕМКАХ В «ОСТРОВЕ» ПАВЛА ЛУНГИНА)

«Когда Лунгин собрал нас втроем - Сухорукова, Мамонова и меня, - он сказал, что это его личный поиск, но он уверен, что каждому из нас есть что сказать в этой теме. Я тогда много времени проводил в паломнических поездках, жил в монастырях. Знаю этот ритм жизни, когда встаешь в пять утра, потом первая молитва, потом общая литургия, после монахи собираются на обед. Потом кто-то на служение остается, а кто-то - на иную работу. Потом ужин, потом снова на службу… Спать можно, только когда не можешь не спать. Это как чувство совести. У меня было что рассказать Лунгину из увиденного. Я общался с послушниками, монахами, видел старцев и их глаза. И воссоздать мои наблюдения на экране было невероятно интересно. Эти глаза... У нас же на лице написано, чем мы занимаемся и какие мы. Говорят даже, что в старости о человеке все расскажут его морщины… они у каждого разные».

(О СМЕРТИ)

«…Нет смерти - есть переход в вечную жизнь. Но рай нужно заслужить. В программе «100 вопросов взрослому» мне задали подготовленный вопрос: «Дмитрий, а как вы пережили горе свое, утрату?» (У Димы в один год умерли сестра, мать и отец. – прим. ред.) А я уже понимаю, что твоя любовь к ближнему - это эгоистическая любовь. Мы себя любим в этой любви… И, когда ближний уходит, нам жалко себя: «Я же так тебя любила, куда же ты ушел от меня?» Вера учит другой любви. И Господь каждый день испытывает нашу любовь к нему. Спасибо ему, что не заставляет нас вести своих сыновей на убийство. А он вправе это сделать».

(«Комсомольская правда», 30.06.11)