(В КАКОМ ВРЕМЕНИ ХОТЕЛА БЫ ЖИТЬ)

«Я не могу пробрасываться своим временем, в котором была счастлива в окружении своих близких. Правда, папа рано умер, в 35 лет. Я все помню, каждую секунду общения с отцом. И мама… Они были литераторами, журналистами. Когда началась война, мне было 15. Знаете, чем интересна человеческая жизнь? Тем, что можно вспомнить очень хорошее».

(О СТАЛИНСКИХ ВРЕМЕНАХ)

«В 43-м я поступила во ВГИК. Представляете, только что отогнали немца от Москвы, идет Курская дуга, а институт кино объявляет набор в двух городах — в Москве и в Алма-Ате. Это очень мудро. Все-таки были тогда мудрецы. Тогда я играла все, что мне давали. Настасью Филипповну в «Идиоте», которого ставил Самсон Самсонов, а Женя Моргунов потрясающе играл Рогожина. Преподавал нам Герасимов, и я прислушивалась к каждому его слову. Он говорил: «Сейчас женщины вперед ногами ходят, а тогда грудью вперед ходили». Я была на 3-м курсе. Экзамены. Видимо, я что-то угадала в Любке. Была совершенно чистой девчонкой, не такой, как сейчас в 18 лет».

(О ЖИЗНИ В ТЕ ВРЕМЕНА)

«Главное, как живет человек. А жили мы тогда превосходно. Хотя с Сережей Бондарчуком обитали в подвале с крысами. Вода везде, а чтобы пройти — доска, и надо не провалиться, ведь светила только одна маленькая лампочка. Подвал этот мы снимали. Но все равно было счастье. А сошлись мы с Сережей на съемках в Краснодоне. Тамара Макарова нас поздравила, письмо прислала: «Инна и Сережа, вы достойны друг друга. Это очень важно — жить долго вместе…» Прекрасные слова».

(О САМОУБИЙСТВЕ ФАДЕЕВА)

«Я все помню. У меня было предчувствие. Мы еще с Сережей жили на Песчаной улице, уже Наташа у нас родилась. К нам в гости приехали Герасимов и Макарова. Я и говорю: «Давайте выпьем за Фадеева, а то еще умрет человек». Тогда слух прошел, что у него что-то с печенкой тяжеловато. А Герасимов: «Ну что ты говоришь?» И совсем скоро Фадеев застрелился… Я немедленно стала организовывать венок, как дура, но оказалось, что старшие товарищи все уже организовали. Никогда я с Фадеевым не общалась, никогда и нигде. Только один раз, когда он вручал нам Сталинскую премию».

(ЧТО КУПИЛА НА СТАЛИНСКУЮ ПРЕМИЮ)

«Шубу. А ведь тогда были гигантские очереди. В Москву привезли венгерские цигейки, как их купишь? Мы с Лялей Шагаловой пошли в Моссовет. Дядечка нас принял, очень хороший, фронтовик. Он понимал, что мы заслужили эти шубы. «Какой у вас размер?» — спросил он. Ляля назвала, а я не знала. Назвала какой-то, потом эта шуба мне до пола была. Так я в ней проходила много лет, пока не подкоротила. Но мы свои шубы все-таки получили вне очереди».

(КАК ВСПОМИНАЮТСЯ 10 ЛЕТ, ПРОЖИТЫЕ С СЕРГЕЕМ БОНДАРЧУКОМ)

«Как прекрасные. Для меня он был как отец. Мы начали с того, что он меня провожал очень долго. Далеко мы шли, я жила у матери своей сокурсницы. Он провожал до дверей, и все. Помню, кто-то его пожалел: ой, ему же еще обратно идти! Не знаю, как уж он меня отличил от всех красавиц, которые у нас учились, играли. Я-то была простушкой. Но дело не в этом. У Сережи была жена до войны, тоже студентка. Но мне он сказал, что жить он с ней не будет никогда. Она порвала брачное свидетельство на его глазах. Это было перед войной. А после Сережа уже говорил, что нет никаких доказательств их брака. Он был прав. И все время требовал, чтобы мы зарегистрировались. Я говорю: «Зачем, Сереж?» У меня ведь даже паспорта не было, только временное удостоверение, которое уже в двух местах порвалось. А он сидел и склеивал. Мы зарегистрировались, только когда у нас появилась Наташенька. А потом выяснилось, что его бывшая жена приезжала к Сереже, уже когда они расстались. В то время он жил у своего приятеля. Она приехала из Ростова, привезла с собой еды, накормила, напоила его и провела с ним одну ночь. Вот так родился Алешенька. Потом он часто у нас жил. Вы знаете, я его очень люблю. Однажды я спускалась со ВГИКовской лестницы, вернее, скатывалась по перилам, потому что очень это любила,- и бух! — на площадке Сережа стоит и держит телеграмму. Я говорю: «Что?» Он протягивает мне, а там: «Поздравляю. Сын». Но мы тогда еще были не женаты».

(ИЗ-ЗА ЧЕГО РАССТАЛИСЬ С БОНДАРЧУКОМ)

«Потому что все время снимались в разных местах. Например, он где-то под Одессой, а я у Пудовкина за тысячу километров от него. Он прилетал ко мне, я — к нему. Вот прилетаю, а он на съемках со стены упал. Прихожу, лежит, ему лед приложили. Так что я вовремя оказалась. Но с Сережей у нас была такая любовь! Как-то мы с мамой приехали к Сереже на съемку и прямо так и бросились друг к дружке в объятия. Мама увидела: «Вы прямо как два гуся влюбленных». В 55-м уехала на съемки в Болгарию, была первой советской актрисой, которую пригласили за границу сниматься. Меня и Бориса Чиркова. А Сережа в Союзе играл в других фильмах. Представляете, какая охота за ним была. Когда мы с Сережей расстались, он еще ко мне часто приходил. Сидит, чай пьет, все на жизнь жалуется. Помню, я в Германию прилетела, а он тут как тут. У подъезда стоит, ждет. Зашел домой, стоит прямо в пальто. Наташу пять лет не видел. И вот она появилась. Он так всплеснул руками: «Деточка, была бы ты чуть постарше, я бы тебе дал роль Наташи Ростовой». Она же была стройная, ножки тоненькие».

(ЖАЛКО ЛИ ЕЙ БЫЛО БОНДАРЧУКА, КОГДА ЕГО ГНОБИЛИ НА ПЯТОМ СЪЕЗДЕ КИНЕМАТОГРАФИСТОВ)

«Мне было жалко страну. Помню на съезде одну бабу с толстыми ногами. Она все время ими топала, затаптывала Бондарчука, визжала. Все было подстроено. Потом на лестнице встретилась с Михалковым. Я его увидела: «Спасибо тебе за моего бывшего мужа». И поклонилась. И он раскланялся».

(БЫЛА ЛИ НА ПОХОРОНАХ БОНДАРЧУКА)

«Нет, я не пошла, не хотела спектакль устраивать. Я все знала. Миша, мой второй муж, мы с ним 40 лет вместе, сказал мне на одном роскошном приеме: «Инна, я сегодня смотрел снимки Бондарчука, там все очень плохо. Срочно надо делать операцию». Он это несколько раз повторил. Сережа лежал в ЦКБ, а Миша был консультант. Но операцию все не проводили. Потом я спрашиваю Мишу: «Ну как, сделали операцию?». «А Бондарчука нет, он исчез», — ответил Миша. «Как, с таким диагнозом?!" Сережа улетел в Италию, там же снимался «Тихий Дон». Это была нехорошая история с продюсером, с пропажей денег. А ровно через год его не стало».

(О СВОЕМ НЫНЕШНЕМ МУЖЕ МИХАИЛЕ ПЕРЕЛЬМАНЕ)

«Я им горжусь. Он замечательный хирург-онколог. Еще в прошлом году оперировал. И сейчас постоянно работает. В 8.05 утра за ним приезжает машина. А обратно машины нет, он на метро едет. Поздно возвращается».

(О СВОИХ РОЛЯХ)

«Раньше с кем я только не играла. И с Гердтом, и с Баталовым… С Валентином Гафтом снялась в роли детского тренера по спортивной гимнастике. Помню, я ходила на настоящие тренировки, смотрела, а тренерша на одну девочку как заорет: «Да я Макарову скорее на бревне положу, чем тебя!» А я по бревну уже сама ходила. Но этот серьезный спорт не люблю, только физкультуру. Вспоминается один печальный эпизод. На «Молодой гвардии» я делала мостик, а ко мне на живот еще кто-то из мужиков вставал. И вот во время спектакля в коридоре я репетировала, Жорка Юматов у меня на животе выдал стойку, вдруг рука подвернулась, боль адская. «Я доиграю!» — кричу, вспоминая, что знаменитые актрисы прошлого всегда доигрывали. И доиграла. А потом, когда на поклоны пошла, артист Бокарев, который немца играл, за руку меня как дернет. Я взвизгнула, дала ему по морде, и меня тут же повезли в Склифосовского. Везут, рядом Герасимов, и вдруг меня такой смех взял, а Герасимов мне: «Не смейся, а то нам не поверят». Оказалось — разрыв связки. На следующий день рука вся черная была».

(О СЕГОДНЯШНЕМ ВРЕМЕНИ)

«Есть продукты, очереди нет. Но цены сумасшедшие, это неправильно. Мне приносит продукты социальная служба. И еще у меня есть помощница, она по субботам приходит. А пенсия у меня 14 тысяч».

(ПОМОГАЕТ ЛИ ЕЙ ДОЧЬ)

«Я ей помогаю. И внукам помогаю. Машенька, внучка, — актриса театра Маяковского. Вот только что прекрасную роль ей дали. А Ваня — композитор. Как же им не помочь? Я работаю, муж работает. Мы еще повоюем».

(«Московский комсомолец», 29.07.11)