(О ВОЗРАСТЕ)

«Мне в этом году выдадут последний паспорт, как и всем гражданам. Он в народе называется «гробовой». Мне ребята заказали на день рождения черную обложку, мрачную, серебрянкой. «Гробовой паспорт», я ее надену на паспорт».

(О КРИЗИСЕ СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА)

«Был период безумия неопределенности. Не то, чтобы разрушительный, может быть, и созидательный. Но какого-то непонимания, в каком мире находишься, куда нужно идти. У меня довольно кратковременный. Наверное, это биологически абсолютно мотивированно. У всех это бывает. Что же касается самого проекта, это все-таки комбинированная вещь и общий взгляд, не только мой. Потому что кризис среднего возраста может начинаться от 27, если я не ошибаюсь, и заканчиваться в 55, там он может сегментироваться, делиться. Я так понимаю, что это связано с какими-то химическими перестройками внутри мужского и женского организма. И как это должно выражаться, не знаю. Это могут сказать люди, которые ведут какой-то очень здоровый, размеренный образ жизни и детально наблюдают за собой со стороны. И с помощью врачей. А я беспрерывно на какой-то работе. Как на войне насморком никто не болеет, вот я тоже не знаю, с кризисом у меня не получается таких тонких чувств».

(О ВРЕМЕНИ КОНЦА 80-Х - НАЧАЛА 90-Х ГОДОВ)

«Оно было очень творческое. Это было время, когда работало последнее поколение романтиков, выращенное мастерами во ВГИКе, в Щуке, в ГИТИСе. Хотя уже капитализация взяла за горло художника, но тем не менее она не произошла окончательно, еще надежды были. Поэтому такая фантасмагорическая смесь запойного труда, гулянки, юности, влюбленности, перемен вокруг. Причем, глобальных перемен, связанных с самой большой страной в мире. Масштабы чувств, все сразу. Этот период мне очень симпатичен, я с удовольствием его вспоминаю. Многие так и не справились с новыми условиями жизни. Не так давно умер мой лучший друг Петр Эльмарович Рыбан, однокурсник. Он не смог монетизироваться. Он лучше всех на курсе писал. У меня до сих пор есть его сценарий. Но когда пришла эпоха разгульного капитализма, он нигде не мог пристроиться толком. На кино денег не было, как-то это все ухватками, ухватками, а в итоге он начал наниматься бригадиром строителей, как это обычно бывает. Чтобы без дела не сидеть. Потому что парень был довольно рукастый. Но в итоге это закончилось циррозом печени и могилой под номером где-то в районе Щелково. Вот такое печальное отступление. Но тем не менее, печальное не печальное, а мы-то с ним жили еще в те времена. То есть, у нас еще была надежда, что мы сможем общество прямо насильственно в новый век, в мир пятого элемента, в мир эквилибриума, в мир гатаки».

(КАК ПРЕДСТАВЛЯЕТ БУДУЩЕЕ)

«Не знаю, я не моделировал. Я примерно архитектуру могу сказать. Но поскольку у фантастики есть устойчивое качество исполняться, скорее всего, что мир потянется вверх. Это высотные здания. А соответственно, эстетика всех фильмов-катастроф, сделанных в киберпанке, начиная от «Блейд-Раннера», и заканчивая «Пятым элементом».

(О РОЛИ ЛЮДЕЙ В МИРЕ БУДУЩЕГО)

«Она может быть очень разная. Это может быть роль величественных мыслителей в единой имперской конструкции. И может быть роль андроидов на конвейере потреблений. Когда уже машины будут выполнять максимум работы, человек предастся окончательно утехам. А поскольку мы ко всему привыкаем, утехи у нас все более жестокие, изощренные, диковинные, неизвестно, до каких утех мы можем докатиться. Разное может быть. Мне больше нравится величественно-военизированный вариант. Потому что я мальчик. Я читал когда-то всякие путешествия, капитан галактического лайнера Семен Петрович Ершов стоял в отливающем сталью костюме. Впервые за многие поколения космолетчиков ему досталась честь следить за погружением амперского флота в киберпространство. Вот что-то такое».

(КАК ДОБИТЬСЯ ЛЮБВИ)

«В нашем классе это происходит примерно так: ты видишь, взял и на всю жизнь. Я так женился. Но, видимо, есть и более цивилизованные варианты проникнуть в женское сердце».

(О СВОЕМ ВЫСТУПЛЕНИИ В «ЛУЖНИКАХ»)

«Это мероприятие очень своеобразное. Со времен Древнего Рима подобного не было. В некотором смысле это акция культурного порядка. С вершины белой пирамиды самого большого стадиона самой большой страны в мире я зачитаю собственное литературное произведение, которое называется «Доктрина 77». Я его для себя именую, все-таки это поэма, потому что она не претендует на окончательность, и это только повод к общественному размышлению. Простыми словами, это будет странное, в смысле того, что не развлекательное мероприятие. Это как сходить на лекцию в общество «Знание», как сходить в акванариум, это минимум движения и максимум попытки понять, о чем идет речь. Я попытаюсь сделать текст удобоносимым, но это час 17 минут, даже больше того минимума, который может выдержать человек. Потому что облегчать конструкцию вроде тоже смысла нет. Тебя могут обвинить в том, что ты голословен. Конструкция философско-мировоззренческого порядка. Очень много вопросов национального порядка затрагивается философского порядка. И облегчать это нельзя, развлекать никак не хочу, смысла нет. Если придут люди, придут те, которым будет интересно, которые хотят подумать. Я вообще считаю, что проблема нынешнего времени в том, что стало неприличным думать широко. То есть, если ты начинаешь задаваться вопросами о тысячелетних масштабах, ты можешь выглядеть, как человек аномальный. И мало-помалу мы себе привили этот скептицизм и вроде уже неприлично по мелочевке похихикать. А мы отвыкаем. И дети наши отвыкают судить масштабно. А если мы не судим масштабно, мы не развиваемся. Это как программа, мы на автономии. Нет проблемы – нет решения. А вот мы поставим себе проблему: мы хотим создать великое государство. И запускаются некие механизмы. Они запускаются обычным путем. Организации какие-то создаются, люди делают что-то хорошее – бабушку через улицу переводят, какие-то книги пишутся. И она происходит где-то вне нас. Я это называю национальное массовое безсознание, улей. Потому что встревоженный всегда. Вот примерно, что я могу описать. Это не будет хулиганством в чистом виде, это будет поэма. Мне не сложно говорить смешно. Я в принципе освоил методологию. Но мне никогда не хотелось бы паразитировать на этом. Но при этом я не буду делать так. Мне интересно поговорить с людьми серьезно, пусть даже я опозорюсь. Потому что все равно есть умнее, есть красивее, есть информативнее».

(О ТЕРРОРИСТАХ-НАЦИОНАЛИСТАХ)

«Выливается это в дураков-маньяков, которые считают, что можно что-то сделать радикально. На самом деле все дураки-маньяки, террористы и все остальные служат одному и тому же – это утопить бухгалтерию чью-то. Если глобально разбираться, призвать команду в 77 человек, бухгалтеров из ГРУ, они раскрутят какую угодно. Там о чем угодно идет речь, кроме здравого смысла. Не обсуждая многие вопросы, мы не даем возможность их мирно урегулировать в цивилизованном варианте. Мы могли бы справиться и с этим тоже».

(ПОДДЕРЖИВАЕТ ЛИ ЕГО ЖЕНА)

«Я реалист. Я понимаю, что делает Ксюха. Она учит с ними уроки, готовит, встречает, провожает, следит за тем, чтобы они периодически посещали церковь. А следовательно, делает их внутренне очень стабильными. Любая периодика, за исключением совсем случаев крайних, хороша. Она занимается хозяйством. Мы с ней шутим. Сидим на кухне: брошу я тебя, Оксанка, сказал я ей, пиар сделаю. Потом подумал. Нет, десять человек надо нанимать со стороны. Это все вместе: убираться за детьми, преподаватели, туда-сюда. Причем, делает это она с удовольствием. Я восхищаюсь этим. Она то, что можно назвать самка в самом лучшем смысле. Самка, как правило, уничижительно звучит. В данном случае это королева-мать из фильма «Чужие». Это непобедимая вещь, это неукротимая ярость, атомная энергия. Я служу ей, как самец, но тоже не уничижительно. А я должен работать на выводок, на потомство. И это все вместе. И поэтому когда мы ссоримся, мы ругаемся, бывает, кажется, непримиримое. Но все равно в итоге мы понимаем: куда мы денемся? Во-первых, шестеро детей. Во-вторых, я без Оксанки уже не могу, она моя совесть, я ее грех. Мне кажется, это так очевидно. И многие женщины пошли бы на рождение многих детей, не смущаясь отсутствием площадей или отсутствием денег, если бы видели в глазах своего партнера, мужчины собачью готовность, волчью готовность служить ей. Да, наплевать, хоть голая. А этого нет тоже, потому что мы не очень понимаем, не задаем себе вопрос: кто я? Самый главный вопрос».

(О ДЕНЬГАХ)

«Меня обанкротила гражданская акция. Я и военной семье обязан. Знаете, как это? Я думал, финал будет всей речи из белой пирамиды, что я не хотел этого говорить, я говорить обязан. У меня есть возможность в отличие от десятков тысяч, сотен тысяч людей вложиться и показать. Сказать: послушайте, как мне думается. Смекните, мужики, тоже. Многие так же поступили, я надеюсь. В этом нет ничего зазорного. Но это меня так обанкротило. С другой стороны, как мы жили с деньгами как мы жили без денег. Всегда взаимозаменяемая проблема. Денег никогда много не было. Потому что как только ты отдаешь сам долги, ты тут же вступаешь во взаимоотношения с другой стороны. Это как текучка. У нас церковная аудитория, и все родные люди. А дети особо не жируют. Я трепетно протираю тряпочкой мобильный телефон. А у детей он валяется. Я в ужасе, сердце лопнет у меня».

(«Радио КП», 01.08.11)