Михаил Козырев: «Бурлаков – человек, скажем так, с особенностями»
(О КОНФЛИКТЕ С АЛЕКСАНДРОМ НОВИКОВЫМ)
«Будете смеяться, но по распоряжению Березовского и Бадри Патаркацишвили я несколько месяцев ездил с телохранителем. Все случилось на записи телепередачи «Земля-Воздух». Там шесть радиоэкспертов с шести разных радиостанций обсуждали одного артиста, выступающего в программе. Это была передача, которую мы сделали для канала ТВ-6 (позднее ТВС). Во время того памятного шоу в студии сидели Юрий Аксюта, Артемий Троицкий, Ксения Стриж, Матвей Ганапольский и другие. В общем, солидный калибр журналистов.
Обсуждали Александра Новикова, известного шансонье, автора песни, которая у нас на Урале исполняется в конце каждой пьянки: «Город древний, город длинный...» Новиков во время передачи был чудовищно агрессивен и невероятно пафосен. Отвечая на вопросы, он формулировал, как нам жить в России, и походя мочил всех — геев, либералов, демократов… Я ему сказал: «Александр, вам бы с такими взглядами в политику. У вас хорошо получится». И вообще сильно наехал на омерзительную для меня блатную музыку и блатную эстетику. Новикова мое выступление сильно задело. Ведь он был близко знаком с авторитетными, так сказать, людьми. И, завершая свое выступление, заявил: «Я такой, какой я есть. И всегда говорю все начистоту. Мне наплевать, играете вы в своем эфире мои песни или нет. Но если я приду на вашу станцию и скажу: «Лечь!» — вы все ляжете по моей команде. А я это скоро сделаю!» На этой оптимистической ноте программа закончилась. Зная, кто такой Новиков, — а это был прямой эфир, и сказанное прозвучало на всю страну — я решил проконсультироваться. На следующий день звонит Бадри. Он всегда говорил медленно. И на этот раз растягивал слова: «Ми-ищенька-а… Можещь не валнаваться… Ми навэли справки… Ничего страшного от этого человека ожидать ни сто-оит… Он просто па-ает для блатных… и не более. Но чтобы знали, что мы заботимся о наших людях, мы тебе выделим охрану. Она вечером будет у тебя». Вечером ко мне приехали два «шварценеггера» и в течение года охраняли меня сутки через сутки. В остальное время они обслуживали Черномырдина, а потом менялись с другой парой. На самом деле ездить с охранниками — дикая головная боль. Для этого нужно или очень сильно любить пафос, или находиться в реальной опасности. Например, ты не можешь просто так выйти из квартиры и вынести мусор. Ты должен сначала набрать номер и сказать: «Я выхожу». Тебя встречает охранник, едет с тобой вниз на лифте. Выносишь с ним на пару мусор, возвращаешься, он провожает тебя до квартиры и дальше дежурит внизу в машине. Они всегда просят дать знать заблаговременно — хотя бы за час, — куда ты едешь. Ночью, когда их отпускаешь, уже не выходишь из дома. Они всегда сидят на переднем сиденье машины, спрашивают, кому ты звонишь, просят рассказать о своих планах и о тех, с кем едешь встречаться. Охрана полностью меняет твой образ жизни.
Однако особенно в памяти остается то, что они тебе говорят сразу же в первый день работы: «Если вас захотят убрать, никто вас не спасет. Мы способны отпугнуть шушеру и затруднить покушение со стороны профи. Если мы рядом, это будет вопрос не нескольких дней, а нескольких месяцев. Но абсолютных гарантий безопасности нет и не может быть».
(О КОНФЛИКТАХ С ЛЕОНИДОМ БУРЛАКОВЫМ)
«Конфликты были. Как правило, из-за невыполненных обязательств. Я всегда просто скреплял договоренности рукопожатием. Если договоренность достигнута, обе стороны, как правило, всё понимают. Но бывают исключения из правил. Увы, я наступал дважды на одни и те же грабли с продюсером Леонидом Бурлаковым. Бурлаков — приятель и земляк Ильи Лагутенко из Владивостока, он помог «Мумий Троллю» засветиться на публике и активно им занимался. При этом сам Леонид — человек, скажем так, с особенностями. Как-то он пришел на одну важную встречу и сказал: «Вообще-то я Ленин. Я буду следующим президентом этой страны в 2000 каком-то году»...
Первая критическая ситуация произошла на фестивале «Максидром». Накануне фестиваля — то есть на следующий день мы собираем «Олимпийский» — Бурлаков позвонил и сказал, что «Мумий Тролль» не выйдет на сцену, если мы не включим в программу две малоизвестные группы, которыми занимается Бурлаков (одна из них была «Туманный стон»), а во всех торговых точках не будем продавать альбом и майки «Мумий Тролля». К тому же Лагутенко должен-де выступать последним, и перед ним необходима получасовая пауза — это при том, что у нас 20 коллективов. Я тогда ему сказал: «Леня, это все равно нельзя выполнить. Но главное — ты пересекаешь линию, после которой возврата никогда не будет. Наши отношения не станут прежними. Ты рушишь куда больше, чем этот отдельно взятый фестиваль. Стоит ли?» Он в ответ: «Приедет мой агент и привезет договор — вы его обязаны подписать».
При большом скоплении людей сотовая связь очень плохо работала. Тогда я просто вышел в центр «Олимпийского» и с огромным удовольствием проорал в микрофон: «Леня, иди на…» На следующий день группа «Мумий Тролль» как штык вовремя приехала на саундчек. Илья пожал плечами и сказал, что он не в курсе происходящего. Продажу маек мы обеспечили. Ни перерыва, ни двух дополнительных незапланированных групп не было. Выступил «Мумий» превосходно. Но, конечно, я руки не подавал Бурлакову долгие годы. И только когда он принес Земфиру и сказал, что многое переосмыслил и никогда больше не будет так себя вести, я ответил: «Ладно, Леня. Что было, то было, хорошо. Начнем с начала».
Перемирие продолжалось ровно до того момента, как пришло время выпускать первый альбом Земфиры. Тогда Леня изменил макет и поставил всех нас перед фактом, что логотип «Нашего радио» на обложке будет заменен на «Европу плюс». Я второй раз его вычеркнул из записной книжки и после этого с ним не общался. С годами я пришел к выводу, что люди, как правило, не меняются. У кого заложена в базовом комплекте опция «кидать партнера», тот всю жизнь будет готов ее применять».
(ЗАЧЕМ ЕМУ БЫЛ НУЖЕН ФЕСТИВАЛЬ «НАШЕСТВИЕ»)
«Фестиваль для канала или радиостанции — это сопутствующий бренд. С помощью таких событий канал цементирует свою аудиторию. Я всегда верил в этот механизм. Например, «Нашему радио» нужно было непременно устроить фестиваль, который бы стал альтернативой «Максидрому», нами же и придуманному. Найденные нами организаторы во все вкладывались сами. Бюджет был вначале порядка 100, а потом 200 тысяч долларов. И доходы от фестиваля шли не на радиостанцию, а только им в карман. Но мы с ними отлично ладили, потому что не были заинтересованы в доходах. Мы были заинтересованы в том, чтобы фестиваль прогремел.
Я давно для себя выучил урок: чем лучше ты сделаешь, тем гуще тебя обольют грязью. Когда заканчивается фестиваль, ты находишься в состоянии абсолютной эйфории. Стоишь на сцене и видишь поле ипподрома или стадиона, заполненное до отказа счастливыми людьми. А на следующий день начинаешь открывать газеты, а там — сфотографированная ограда, у которой справляют малую нужду десятки человек, или валяющиеся в грязи пьяные подростки. Но в конечном счете привыкаешь и понимаешь, что тебя будут бить все равно, что бы ты ни сделал. Меня беспокоили не мрачно-живописные кадры. Другое. Когда 100 тысяч подростков приедут с разных уголков страны жить в палаточном лагере на протяжении трех дней, это опасно в принципе. И ты думаешь только о том, чтобы, дай бог, никого не покалечили, не поломали, не убили. И за то, что ничего настолько чудовищного не случилось на протяжении всех пяти «Нашествий» и всех «Максидромов», я до сих пор благодарен судьбе или Богу».
(О КРИТИКЕ «ГОВНОРОКА»)
«Земфира однажды сказала мне: «Забей на это вообще». Но я уверен, что и она до конца не сумела забить, потому что критические уколы ее все равно ранят. Гребенщикову же, знаю, они по барабану. Он просто ничего не читает. А я не смог себе нарастить такую толстую кожу. До сих пор отношусь к критике нервно, но руководствуюсь принципом «делай, что должно, и будь что будет». Думаю, что время расставляет все по своим местам. Вот взять, к примеру, ту же Капу Деловую. Сколько разного дерьма я от нее наелся, когда «Наше радио» гнобили за то, что мы не захотели стать модными, а стали массовыми. Но судьба предоставила Капитолине возможность оставить отметку на музыкальной карте страны. Она ушла с должности ведущей рубрики «Мегахаус» в «МК» и стала директором и продюсером певицы Мары. Пришло время на деле доказать, что она лучше знает, как надо. И вот где сейчас певица Мара, а где «Наше радио»?»
(О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ)
«Да, но время лечит. Хотя до сих пор больно, когда слышу песни группы «Сплин». Если бы я в свое время фанатично не врубился в группу «Сплин», у них, наверное, не все сложилось бы так звездно, как сложилось. Я всегда, когда речь шла об этой группе, был на их стороне. Мы дружили. Однажды мне нужна была их поддержка в одном важном для меня мероприятии — я презентовал собственную книгу и просил их выйти и спеть пару акустических песен. Я долгие месяцы пытался с ними связаться. И вот наконец: «Саша, что-то я до тебя дозвониться не могу. Знаешь, у меня презентация книги, там «Ночные снайперы» будут выступать, Слава Бутусов, «Агата Кристи», ты можешь две песни исполнить на презентации?» И услышал: «Ты знаешь, старик, я этого делать не стану». Это стало для меня ударом, я понял, что теряю друга. С тех пор мы не общаемся».
(О НОВЫХ ПРОЕКТАХ)
«У меня давно есть в замыслах проект станции с новым названием и очень четким и понятным форматом. И я точно знаю, что всего за какой-то год эта станция войдет в десятку, если не в пятерку самых популярных. По музыке, по ведению эфира станция будет радикально отличаться от всего, что я делал раньше. И будет иметь узнаваемый с первых минут формат. В этом я уверен абсолютно. Но про стиль и музыкальное содержимое сказать не могу. Это офигенный формат, о котором я никому не рассказываю. Пару-тройку миллионов долларов сам я на него потратить не могу. Но уверен, скоро найдется человек, которого все это заинтересует. И с ним вместе я свою идею смогу осуществить. Идей вообще много. За мной не заржавеет».
(«Итоги», 22.08.11)