Авдотья Смирнова и Федор Бондарчук: «Мы совершенно отучились окликать друг друга»
(ПРАВДА ЛИ, ЧТО ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КУДА-ТО ДЕЛАСЬ)
Авдотья Смирнова: «Да неправда это, совершенно это не так. Защищаются же диссертации, пишутся книги молодыми людьми, рисуются картины, кто это все делает? Естественно, у каждого поколения свой язык и свои какие-то коды. Но это сословие, сколько его ни истребляй и соблазняй, оно не девается никуда. Оно истончается, безусловно. Но вот я сейчас на «Кинофоруме», где были ребята со всей страны, которые делают любительское кино, проводила время с молодым человеком: ему 27 лет, другое поколение совсем, при этом человек знает пять языков, и мы обсуждали, кто лучше переводил Пруста — Франковский или Любимов. Работает при этом на телевидении. Вот оно. Никуда не делось. Оно есть».
(ПОЧЕМУ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ НЕ ХОТЯТ СЧИТАТЬ СЕБЯ ИНТЕЛЛИГЕНТАМИ)
Авдотья Смирнова: «Просто интеллигенция совершенно жутчайшим образом влипла в истерический либеральный дискурс 90-х годов. Это слово стало ругательным, его люди стали стесняться, еще 10 лет назад я бы сама фыркнула. И это неприятие стало сейчас общим местом. А раз это стало общим местом, я вам официально заявляю, что я — интеллигенция. Я сама себя ею назначаю и совершенно не собираюсь этого стесняться».
(ЧТО ЕСТЬ ОБЩЕГО У ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И ВЛАСТИ)
Авдотья Смирнова: «Русская литература. У нас же вообще больше ничего нет. Русская литература XIX века и Гагарин — это все, что мы можем предъявить внешнему миру. Потому что паровоз придумали не братья Черепановы. Увы. Понимаете, я знаю людей из того мира и из другого. Негодяев хватает и там, и там. И болванов. Во власти, соответственно, больше негодяев. И это взаимное презрение… Я слышала много претензий и с той и с другой стороны. И как существо любопытное и, в общем, абсолютно беспринципное, я могу отчасти проникнуться и той и другой логикой. Другое дело — то, что я выбираю для себя, я выбираю не по этическим, а по эстетическим соображениям, с точки зрения того, что моя подруга Меглинская называет красотой рисунка жизни. Это, наверное, эстетский подход. Но я не могу презентовать себя как моралиста. Раньше я очень этим увлекалась, но с возрастом проходит. Моя теория — она не без сентиментальности, но почему бы и нет: что каждого человека можно окликнуть. И если правильно окликнуть, он отзовется. Беда в том, что мы совершенно отучились окликать друг друга».
(О МОРАЛЬНЫХ ИМПЕРАТИВАХ)
Авдотья Смирнова: «Это как когда д'Артаньян выходит от Ришелье и испытывает приступ малодушия, готовый вернуться, но, как там написано, «серьезное и суровое лицо Атоса внезапно предстало перед его мысленным взором». И это его останавливает. И те люди, о которых мы говорим, это те, у кого есть этот внутренний Атос. Во власти людей с внутренним Атосом не остается. Он там погибает первый, весь этот их бесконечный тактический позиционный балет его благополучно губит. А другие люди в это время сидят в музеях на мизерных зарплатах и пытаются все это сохранить — при этом неизвестно для кого. И они, на мой взгляд, просто герои. Притом что среди них полно сумасшедших, самодуров, истеричных, несчастных женщин. Но вообще нации неплохо бы перед ними устыдиться».
(БУДИТ ЛИ АЛКОГОЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ В ЛЮДЯХ)
Федор Бондарчук «В коротком промежутке перед животным. Там же так и было: люди то начинали раздавать деньги или собственноручно ремонтировать детские дома, то выходили с двустволкой разгонять армянские рынки».
(ЕСТЬ ЛИ НЕПРАВДА В ФИЛЬМЕ «2 ДНЯ»)
Авдотья Смирнова: «Ну романтическая комедия — это всегда сказка. Я считаю, в моей картине есть только одна неправда. Она глобальная, но она одна, и она там спрятана. Заключается она в том, что эти мальчики не влюбляются в таких девочек. У меня вообще есть большие сомнения насчет того, способны ли они влюбляться: потому что там отмирают очень многие человеческие функции, в том разреженном воздухе, в котором они существуют. С другой стороны — там довольно внятно обозначена позиция автора, которая состоит в том, что никакого будущего у этого романа нет».
Федор Бондарчук «Ну они могут жить-поживать какое-то время, но то, что мы точно им спрогнозировали, что максимум через два года разбегутся окончательно и бесповоротно, это факт».
Авдотья Смирнова: «Ну есть разные варианты: или он ее поломает — и она начнет лечиться от депрессии…»
Федор Бондарчук «Раппопорт считает, что она не сломается».
Авдотья Смирнова: «Уйдет в религию… Начнет заниматься какой-то истерической благотворительностью…»
(ЗАЧЕМ ПОДПОРТИЛИ ЗРИТЕЛЮ ХЕППИ-ЭНД)
Федор Бондарчук «Ну это вопрос зрительского понимания и желания. По итогам первого показа — когда смотрели четыре, кажется, тысячи человек — было очень видно, как зрители не хотят слышать авторский текст, который ставит довольно жирную точку в этом деле. Где говорится, что они смогут только сталкиваться и расходиться и все это бесперспективно. Нет, не хотим ничего слушать, это все неправда, чушь, у них все будет хорошо. Но это жизнь картины, которая от нас не зависит».
Авдотья Смирнова: «Конечно, какие-то вещи ты программируешь, они случаются, какие-то нет. У нас же был легкий жанровый фильм — хотелось просто, чтоб он при этом не был пошлым и идиотским. Мне в этом плане дорог финальный перевертыш. Мы с Аней Пармас постоянно себе представляли наших друзей, которые будут это смотреть, и когда он вдруг увольняется из министерства и приезжает делать предложение, они все закрывают лица и думают: «Ну вот, обосрались. Под конец обосрались все-таки».
Федор Бондарчук «Да, я вот — живой пример. Я когда сценарий читал, меня холодный пот пробил, потому что я подумал: «Нет, она не могла, не могла это сделать, это же черт знает что».
Авдотья Смирнова: Ну я не могу выйти из себя, не могу стать другим человеком. Я могу верить в невозможное, но до определенного предела. У меня случай, описанный Виктором Степановичем Черномырдиным: какую партию ни начнем строить — все время КПСС получается. Мы сейчас пытались писать драму. Писали пять месяцев, и она у нас ни х… не получалась. А потом приехали на «Кинотавр», посмотрели там много прекрасных артхаусных фильмов, взглянули друг на друга мутными от впечатлений глазами, и я говорю: «Ань, а может, комедию?» И мы сели и написали все то же самое за пять дней».
(«Афиша.ру», 05.09.11)