(О ЕГОРЕ ЛЕТОВЕ)

«Он в свою личную жизнь никого не пускал. Считал это ненужным. И он четко знал, что можно рассказывать, а что нет».

(СЧИТАЛ ЛИ ЛЕТОВ СЕБЯ ПОЭТОМ)

«Более того, именно им, а не музыкантом, себя и считал. У меня его архивы с 1982 года, где стихи собраны в тетради с оглавлениями, с пронумерованными страницами, с вклеенными разного рода «объектами»: билетами, повестками в армию и так далее. Когда он после школы поехал к брату в Москву, то сдружился там с поэтами, особенно ленинградскими, многого набрался от концептуалистов. Я знаю, что он слушал «Мухоморов», страшно Монастырского уважал. В 1983-ем он уже из Москвы уехал. Год там, наверное, прожил. У Курехина играл на басу в «Поп-механике» один раз, учился у Миши Жукова на барабанах. Участвовал, кажется, в каких-то акциях, делал записи полуподпольных авангардных концертов. Это всё я знаю из писем, которые он тогда писал».

(ПРАВДА ЛИ, ЧТО ЛЕТОВ НЕ ПРИНИМАЛ НАРКОТИКОВ)

«Дело в том, что он всегда очень спешил. Пробовал очень много разных методов — магических, не магических, и не спать, и молчание, задержки дыхания, всякие разные практики, миллион. Или, например, это его любимое — делать всё вопреки себе. То есть делать ровно противоположное тому, что тебе хочется. Меня больше всего потрясло, когда я с ним познакомилась, что все эти были и небылицы о нем оказались совершеннейшей правдой — я-то думала, преувеличивают. Он ради какой-нибудь цели мог сделать с собой всё что угодно. А иногда и с другими, если они должны были делать с ним одно дело. Когда говорил: «Я не занимаюсь искусством, я даже не занимаюсь творчеством», он имел в виду возвращение искусства именно как ремесла, посредством которого передаются… главные вещи. Ну, ради жизни, чтобы маятник качался в правильную сторону. Но при этом это очень был такой въедливый человек, трудолюбивый. Он очень много трудился над тем, чтобы быть хорошим поэтом, он реально работал, работал, работал, он выслеживал слова, как охотник. Ходил в лес постоянно, у него был основной метод — он уходил в лес.

Он действительно очень мало спал, часов пять. Ненавидел терять время. Если не сочинял и не записывался, то читал, смотрел кино в огромных количествах, слушал музыку, успевая и давать концерты, и общаться с людьми».

(КОГО ЛЕТОВ ЛЮБИЛ ИЗ ПОЭТОВ)

«Для него, наверное, лучшим поэтом всё-таки был Введенский. Не Хармс, а Маяковский и Введенский. Из западной поэзии он ценил Хьюза, немецкий экспрессионизм. К традиционному стиху относился спокойно, скажем так. Пушкина тоже сбросил с корабля… Смешно было с моим папой — он у меня пушкинист. Папа, кстати, очень его ценит как поэта. А Егор Тютчева ценил, и папа очень любит Тютчева. В этом они сходились. А Пушкина, у меня есть такое подозрение, он и не читал никогда, разве только в школе. Не поручусь, но вполне возможно. Что касается поэзии, музыки, он очень быстро понимал, что ему нужно, а что нет. Не читал, не слушал того, что, знал, не понадобится. Он же всё использовал для поиска каких-то своих путей. У него были и футуристические стихи, и конкретная поэзия, но это были разовые вещи.

Есть несколько ранних стихотворений в книге «Егор Летов. Стихи». Сейчас мы ее переиздаем, но сделаем все-таки по годам, а не вразброс, как тогда. Добавится кое-что из ранних, и все поздние. Это переиздание мы готовили ещё при его жизни, в 2007-м. С этими ранними стихами такая штука: они все-таки достаточно ученические. Это всё равно, что издавать ранние его аудиозаписи, где он поет высоким голосом, писклявым, очень смешным. Голос, который все знают, возник позже, и он его сделал сам. Орал в подушку, сорвал его специально, откуда же эти хриплые ноты… Почему в подушку — потому что, а как орать, на весь дом, что ли? Он, в общем-то, петь поначалу не собирался, искал вокалистов».

(БЫЛ ЛИ ЕГОР РЕЛИГИОЗНЫМ)

«Он был, конечно, не то чтобы антиклерикал, но регулярно в церковь не ходил. Чувствовал такие тонкие вещи: где хорошо, а где нет, намоленное — не намоленное, где пусто и вообще нечего делать. У него к Христу было очень личное отношение. Он его именно человеком воспринимал, считал, что Христос «работал» и дошёл до такого уровня, когда всё мог. Для Егора это было самое важное — если работать, биться головой о стену, то даже если кажется, что ничего не происходит, что-то произойдёт. Что ты и вправду можешь пробить любые стены сверхусилием. Я, знаешь, не стала бы углубляться в религиозные вопросы. Но, наверное, понятно и так.

Но он хотел покреститься, действительно. Когда мы приехали в Израиль (это такая известная история), то была идея-фикс — креститься именно там. Мы знали, что в некоторых случаях провести обряд может любой уже крещеный человек, поэтому специально поехали, и он покрестился в Иордане. Но постоянно ходить в церковь не стал. Я даже не очень себе представляю, как бы он пошёл на исповедь, потому что все-таки с людьми ему было тяжело, и он искал личного спасения не в церкви. Его и хоронили не по православному обряду, но я знаю, что его отпели очень многие священники в других местах. Он считал себя православным только по одной простой логике: я здесь родился, среди символов этой религии воспитан. Но он всегда весело относился к Неумоеву, например, который стал довольно ортодоксальным, к таким же другим своим товарищам. Много было всяких метаний: Лукич в некий момент был вообще католиком. Тоже вызвал большое веселье в компании. Как в стихе: «В Сибири наблюдался католический бум».

(О БЫТЕ)

«На гастролях — вместе, дома тоже. В лес, сочинять, он один ходил. Ну, в магазины, там, — у кого проще со временем. Кто конкретно занят, тот, естественно, никуда не идет. Если он, например, голос пишет, понятно, что никуда не ходит, а если я что-то делаю, он всюду пойдет, беспрекословно всё сделает, сделает еду, ужин, принесет мне прямо под нос, если я, например, реставрацией записей какой-нибудь занимаюсь сложной. Мы же последнее время реставрировали эти старинные пленки. Янку я реставрировала. Янка совершенно поразительная, в Польше сейчас одна группа перепела ее на польском языке. Американка какая-то перепела с акцентом… Янка не забудется. А Летов ее просто, как это сказать, немножечко так ее построил, женщины же, они растекаются, а он ее так встряхнул. Навстряхивал так, что она в конце концов убежала. Они потом почти два года уже общались очень мало. Поэтому эта история, что он её до чего-то довел… Там были уже совершенно другие люди с ней. Хотя мне, в общем, его так сильно обелять-то незачем, нрава он был иногда весьма скверного. Ну, так это ж нормально для по-настоящему живого человека».

(seance.ru, 10.09.11)