(О КОНЦЕРТАХ И ТЕЛЕВИДЕНИИ)

«Вообще-то, в прошлом сезоне мы покатались от Перми до Севастополя, за десять дней делали несколько тысяч километров по Сибири…  Мне трудно выдерживать такие марафоны — я же все-таки не под фанеру приплясываю, а пою вживую по два часа. Но выхода другого нет, мы больше никогда не сможем зарабатывать продажей пластинок.

Поэтому я очень хорошо понимаю тех, кто встает на коньки или танцует на камеру танго на паркете, — мне вот кажется, это совсем не стыдный способ саморекламы. Как блестяще катались Чулпан Хаматова или Алиса Гребенщикова, как здорово танцевала Света Светикова — что, разве им надо этого стыдиться? Честно вам скажу, я сама отказалась от участия в ледовом шоу только потому, что у меня и так уже были когда-то переломаны спина, плечо и шея, с таким бэкграундом на льду было бы сложно. Телевидение, что бы мы про него ни говорили в ЖЖ или «Фейсбуке», — безальтернативный в нашей стране способ повысить, мм, капитализацию своего бренда. Вы мне сейчас скажете про Налича — но Налич у нас пока что один, его успех почему-то повторить не удалось пока что никому, так что это скорее исключение из правил.

В стране, где до сих пор в большинстве городов принимают только первый и второй канал, если тебя нет в их эфире, то тебя как бы и вообще не существует. Да, я хотела бы быть в эфире этих каналов — но я не готова начинать ради этого петь другие песни, если это является условием. И поэтому про внутреннюю эмиграцию — пожалуй, вы правы.

Наверное, у меня недостаточно адаптивности для того, чтобы интегрироваться в наш родной шоу-бизнес. Или желания. Вот недавно Наталья Ветлицкая опубликовала яркий такой текст об одном закрытом мероприятии высокого уровня. Прочитав его, я как-то ещё раз поняла, что вопрос успеха — в той цене, которую ты готов заплатить за свой успех. Мне вот хочется сохранить своё чувство собственного достоинства, меня ломает от мысли о необходимости терпеть, например, вот такое отношение… Может быть, это гордыня, а может, комплексы. Я с удовольствием принимаю помощь, когда она приходит. Но самой просить мне трудно. Понимаю, что я везучий человек, что мало кому предлагают помощь, ничего не требуя взамен. И я не знаю, как бы я повела себя, если бы мне предложили бюджет, который каким-то образом нужно было бы отрабатывать. Правда не знаю. Пока что мне удавалось соблюдать какую-то душевную гигиену — я просто не делаю того, за что могло бы быть стыдно или о чем было бы противно вспоминать. Но, может, меня еще просто не покупали как следует? Поэтому мой успех — да, он по сравнению с «Фабрикой звезд» небольшой, не на стадионы, а на тысячные залы, но такой, знаете, честный».

(КАКОЙ БУДЕТ СЛЕДУЮЩАЯ ПЛАСТИНКА ПОСЛЕ «ШЕЛКА»)

«Знаете, у меня вот есть странное ощущение, что в нынешней ситуации с интернетом, с пиратством, вот этот вопрос про следующие пластинки звучит как привет из ХХ века. Настолько много стало факторов, которые работают против этого, казалось бы, такого привычного способа жизни музыкантов! Когда-то это само собой разумелось: раз ты пишешь песни, ты вроде как не можешь не выпустить их на альбоме. Альбом как кусок твоей жизни, как этап в творчестве. Теперь это всё выглядит как золотой век, и знаете, чего жальче больше всего? Что вместе с ним ушла возможность, заработав на продаже пластинки, какое-то время потом не зависеть от денег, спокойно копить в себе силы и замыслы. Творчество — это вообще удел праздных людей. Теперь это невозможно: ты должен, высунув язык и выпучив глаза, круглый год гастролировать; все твои люди тоже пашут в нескольких проектах; собрать музыкантов в студию хотя бы на две-три недели — проблема, всё бегом, в мыле, в цейтноте. «Шёлку» еще очень повезло: у нас было достаточно денег и времени, там выверялось всё вплоть до последнего звяка перкуссии, делалось по десять миксов. Но теперь, я боюсь, студийная работа уходит в тень — ну да, вроде как тебе нужны демо новых песен; но теперь не концерты обслуживают работу в студии, а студия обслуживает концертный процесс. Такой вот перевертыш. Думаю, что вдумчивая студийная работа теперь окончательно станет уделом компьютерных одиночек или начинающих проекты пассионариев. Или просто пассионариев, которые без этого жить не могут, как группа «Зорге», как Леонид Федоров. Потому что прежние мотивации — кроме самовыражения или, будем говорить высоким штилем, служения чистому искусству — рухнули. Хотим мы или нет, сейчас словно бы включился механизм естественного отбора людей, которые смогут продолжить делать музыку, и механизм этот жесткий. Ну и в довершение — мало кто сейчас готов воспринимать альбомы как целостные полотна, и вряд ли есть смысл их так выстраивать. Означает ли всё сказанное, что я не собираюсь записывать новый альбом? Нет, не означает. Собираюсь. У меня сейчас есть два запасных «портфеля» — в одном из них лежит кабарешная песня «Куклы» и еще десяток вещей в хорошо мне знакомом жанре театрального джаза. В другом — снова баллады. Это разные направления совсем, разные стили, разная подача, и я не решила еще, в какую сторону пойти. Но сейчас и не до этого пока».

(О ПРОЕКТЕ «ДЕТСКАЯ ПЛОЩАДКА»)

«На самом деле я давно мечтала сделать какой-нибудь детский проект — хотя бы потому, что, на мой взгляд, есть большой дефицит качественной музыки для детей. У нас в стране очень мощные академические традиции, есть прекрасные филармонические абонементы для детей, есть сильные музыкальные школы, где дети изучают классику. Но это ведь совсем небольшая прослойка, будем говорить, цех. На другом полюсе — детская «Новая волна», выросшая из взрослой попсы и, к сожалению, впитавшая все ее традиции. А между этими полюсами — пропасть. Ну то есть детям, которые не готовы пока слушать Перголези, остаётся только тынц-дынц. И вечный Ёжик с дырочкой в правом боку! Плюс советские песни из кино и мультиков. Мало современных детских песен, которые были бы умными и добрыми и при этом смешными и заводными. И вдруг всё это богатство мы с младшим сыном нашли у Андрея Усачева на его диске «Планета кошек». Я купила этот диск случайно, просто потому, что до этого покупала Дане все усачевские книжки. Мы начали слушать эти песни — и влюбились в них. Мы с Андреем тогда даже не были знакомы. А потом всё буквально за пару месяцев построилось будто бы само собой: мы с Даней пошли на концерт Андрея, подошли взять автограф, разговорились, а уже через месяц сидели у меня дома втроем с композитором Пинегиным и репетировали совместную программу».

(«Частный корреспондент», 23.09.11)