(О ПЕРИОДЕ РАБОТЫ В ГРУППЕ «БЛЕСТЯЩИЕ»)

«Это большая часть моей жизни — и она такая светлая, добрая. Вот если сейчас мне дать такие перелеты, такие переезды, такие гастроли — не думаю, что могла бы это все выдержать. А тогда за копейки, порой бесплатно, пять часов езды из Нефтеюганска в Нижневартовск по снежной целине, в пазике, где ни сесть, ни лечь нормально. Не есть, не пить, не высыпаться сутками, неделями, месяцами. Проехать всю Сибирь, всю тайгу, через Эвенкию и Чукотку на Дальний Восток, останавливаясь во всех мало-мальских ДК. Пятьдесят три концерта в месяц! И все это было страшно интересно: мы же были совсем молодые девчухи. Я самая старшая — 22 года, Поле Иодис едва 17 лет исполнилось. В общем-то — дети! Мы с Полей еще самые высокие, а остальные девочки совсем маленькие, крошки.

(О ТЯГОТАХ ГАСТРОЛЬНОЙ ЖИЗНИ)

«Костюмы были синтетические, ты их после концерта в комок — и в чемодан. Пока доедешь из одного сибирского города в следующий, все эти наряды в багажнике замерзнут, и ты свой мокрый, заледеневший костюм должна на себя надеть и опять выйти на сцену. Мы не видели Москвы, мы не слышали родных, забыли, что такое пойти в парикмахерскую, но мы не уставали и, главное, научились выживать. Как, например, тогда выглядели концерты на Чукотке: сцена стоит посреди снежной равнины, а зрители вместо цветов кидают тебе закрученную в полиэтилен колбасу. Потому что цветов, пока Абрамович там не навел порядок, на Чукотке, ясное дело, не было. Да что цветы — ты иной раз минеральной воды не мог попить, потому что она не продается в этом городе. В буфете нет ничего — кроме Yupi, березового сока и соленых огурцов. И вот ты растираешься хорошенечко водкой, потому что нужно работать на морозе, а на тебе, образно ­говоря, только майка, шортики да кеды. Но без этой школы я бы вряд ли научилась общаться с публикой. Мы и записки из зала зачитывали, и какие-то сценки разыгрывали, и по 10 бисов, и по 25 ремиксов, и «а сейчас мы вам споем русскую народную песню». Перед кем мы только ни работали! Бывало, что вместо сцены стоял грузовик, как на войне. Один борт откидывается, нас туда поставили, магнитофон включили — танцуй, выступай».

(ВЫСТУПАЛИ ЛИ НА КРУТЫХ ПРИЕМАХ)

«Нет! Тогда это все еще не началось. Хотя у нас был исполнительный продюсер, Андрей Шлыков. Он мог продать воздух. Мы снимали какой-то клип, время — пять утра, он говорит: девочки, у нас концерт. Мы уже никакущие. Какой концерт в пять утра ты придумал, дорогой? Оказывается, пришел человек, не буду имени называть, то ли к режиссеру, то ли к оператору. И наш продюсер умудрился продать ему концерт. А у этого человека был свой закрытый клуб для определенного круга людей. Не бордель, а именно закрытый клуб. Мы выходим на сцену, он один сидит в кресле — и мы перед ним одним отрабатываем полноценный концерт. Я думаю, ему не совсем понравилось наше выступление — молоденькие девчонки не оправдали его ожиданий. Так понемногу стали появляться закрытые вечеринки. Казахстан очень любил нас. Мы туда летали по три раза в неделю. Причем в следующем составе: мы вчетвером и наш директор, он же звукорежиссер. И больше никого».

(КТО ОТВЕЧАЛ ЗА ПЕРЕГОВОРЫ С ТРУДНЫМИ ЗАКАЗЧИКАМИ)

«Директор, конечно. Мы научились очень красиво улыбаться и молчать. Потому что понимали, что капризничать — себе дороже. Были времена, когда устроителями концертов были бритоголовые серьезные пацаны. Но с ними было договариваться как-то проще, чем с организаторами, которые просто пытались собрать кассу, продав концерт за 3 месяца вперед. Нам говорили — выходи на сцену при полном зале, а мы отвечали — мы без гонорара не можем, нам московский продюсер не разрешает. А они тогда: не понимаем такого слова, вы на нашей территории и должны наши законы исполнять. И уже вязались какие-то полотенца, баррикадировались гримерки, и мы уже были готовы бежать через окно второго этажа. И было такое, что, девочки, либо вы выходите, либо у вас будут большие проблемы. Ну и ты понимаешь, что не хочешь иметь отрезанный палец — в лучшем случае. И выходишь на сцену, потому что да, такие были правила, такие были законы суровые. Зато ты сейчас прекрасно понимаешь, что ты можешь договориться абсолютно с любым человеком. Для воров в законе, кстати, выступали. Мы смотрим — а лица-то тревожные. И ни одной женщины в зале. Потом уже сказали, что это был один очень серьезный человек, который решил с товарищами культурно провести вечер. А бывало и так: выходишь на сцену в военной части — и весь зал встает. Что ты там поешь — без разницы, уже такой тестостерон витает в воздухе».

(БЫЛ ЛИ У НИХ РАЙДЕР)

«Само понятие «райдер» появилось намного позднее. А без него — вот тебе икарус, живи в общаге, где туалет на первом, а общий душ на третьем, а ты живешь на втором. Это, наверное, нужно увидеть своими глазами. Я почему-то хорошо запомнила поездки по шахтерским городам. Где в шахтах уже ничего не добывают, а люди там остались. Они живут впроголодь, им не до шоу, они приходят с такими измученными лицами. Это страшно, больно. Или когда нас отправили к ребятам во время очередной чеченской в Бурденко. Послали по палатам — не петь, общаться. А ребята лежат без рук, без ног, им не в кайф было на нас смотреть. Это как благотворительность такая, но никакая это была не благотворительность. Лежат парни лет двадцати, без рук, без ног. И тут заявляются молодые, здоровые девчонки: «Здравствуйте, вот мы к вам пришли!» Что еще можно было сказать? Мы рыдали как белуги. Очень быстро лечится звездная болезнь, все короны сразу сбиваются».

(ОБ ИМИДЖЕ)

«Я могу на себя взять ответственность за все эти огромные ботинки и блестящие штанишки, в которых мы сначала выступали. Мы в таком виде объездили практически все стадионы и ночные клубы страны. Андрей потом переключился на «Амегу». И вот мы потихонечку стали приунывать и потухать. Девочки из подростков превратились в молодых женщин, и поэтому, естественно, натягивать на них легинсы и огромные платформы было бы нелепо. Нужно было этот продукт несколько переупаковать. Именно тогда я поехала в Штаты и привезла нам наряды, такие, что — эх! Просто караул. Я сейчас смотрю: боже мой, мы выступали перед Путиным в прозрачных платьях, почти топлес».

(ОБ ОЛЬГЕ ОРЛОВОЙ И ЕЕ УХОДЕ)

«Проект создавался, конечно, под нее. Она писала потрясающие песни. Ушла Ольга, мы сначала выпустили «Белым снегом», потом «За четыре моря», и дальше пошли «Бананы-кокосы», «А я все летала», бомбовые суперхиты, после которых новая волна уже других «Блестящих» и пошла».

(О КОНЦЕРТАХ)

«Шоу-бизнес пошел в несколько другое русло, артисты стали зарабатывать на частных вечеринках. Насколько я знаю, старая школа — Валерий Леонтьев, к примеру, — эти артисты работают только по залам, до сих пор ездят в туры. А мы, так называемое молодое поколение, не брезгуем… Хотя зачем так говорить? Ведь это, пожалуй, основной заработок наш: корпоративы, частные мероприятия, выступить-поздравить. Я в больших концертных залах уже очень давно не работала. Если честно, по этой атмосфере я сильно скучаю, потому что именно там проходят выступления настоящих артистов. Мы стараемся сейчас это исправить, ищем новый музыкальный материал, и задача номер один для меня — это реализовать в будущем мое шоу. Но сейчас я, конечно, больше такой корпоративный исполнитель».

(«Афиша», 28.12.01)