Максим Леонидов: «Неужели поклонникам «Секрета» хочется, чтобы мы — взрослые, пузатые дядьки — до пенсии пели наши задорные песни?!»
(О ВОЗРАСТЕ)
«В юности пятидесятилетний рубеж казался мне бесконечно далеким, а люди этого возраста представлялись какими-то динозаврами. (Улыбается.) Да что там пятьдесят, я думал, что даже сорок лет — это где-то очень далеко. Но годы пронеслись незаметно, как один миг, и чем дальше, тем быстрее они несутся. Иной раз подхожу к зеркалу и замираю от удивления: там будто не я, а мой отец. С возрастом все сильнее становлюсь похожим на него».
(О РОДИТЕЛЯХ)
«Когда я родился, моим родителям — заслуженным артистам знаменитого Ленинградского театра комедии — обоим было около сорока, и они меня безумно любили. Но мама умерла, когда мне было пять лет. Этот трагический момент я, честно говоря, совсем не помню. Наверное, память так устроена, что тяжелые эпизоды детства она сглаживает, чтобы на неокрепшую душу не ложилась слишком большая нагрузка. Но вот мачеху, которая вскоре появилась в нашем доме, помню хорошо — наша нелюбовь была открытой и взаимной. Когда же мне исполнилось десять, папа встретил чудесную женщину Ирину Львовну, библиотекаря Театра оперы и балета имени Кирова. Она-то и стала для меня настоящей мамой, а я для нее — единственным и любимым ребенком. Мамочка, слава Богу, жива, любит своих внуков — мою дочку и сына. А вот папа умер пятнадцать лет назад. И с той потерей я внутренне не смирился до сих пор. У отца много лет был диабет (болезни поспособствовал его второй неудачный брак), а потом, когда мы жили в Израиле, у него случился инфаркт… Отца мне до сих пор не хватает. Он часто мне снится — я с ним разговариваю, как с живым человеком. И эта моя связь с папой с годами становится все глубже. Я иногда ловлю себя на том, что двигаюсь, как он, поворачиваю голову, жестикулирую. Но, главное, у нас очень близкие характеры…»
(О СВОИХ БИОГРАФИЧЕСКИХ ЗИГЗАГАХ)
«Если уж говорить о перемене мест, то с недавних пор я живу практически на два города — между Питером и Москвой, потому что в Театре мюзикла Михаила Швыдкого началась работа над спектаклем «Растратчики» — я там автор музыки и исполнитель главной роли. Что касается денег, то я никогда не ставил их во главу угла, хотя в том же «Секрете» мы зарабатывали столько, что не знали, как все потратить. Все мои «зигзаги» объясняются просто: я могу заниматься делом, только если безумно им увлечен. Есть такая американская книжка — «Беседы с Богом». Там автор спрашивает у Всевышнего: «Скажи мне: секс без любви — это плохо?» На что Бог отвечает: «Почему люди так зациклились на сексе? Все, что вы делаете без любви, — плохо!» Так вот, я все стараюсь делать с любовью. Это касается и профессии, и, скажем, приготовления шашлыка. А если азарт уходит, я не могу притворяться, мне становится стыдно перед самим собой, даже физически плохо! Так было и с «Секретом»: через семь лет работы я перестал получать удовольствие от своей любимой группы».
(О ФАНАТАХ, КОТОРЫЕ ДО СИХ ПОР ЖАЛЕЮТ О РАСПАДЕ ГРУППЫ «СЕКРЕТ»)
«Неужели поклонникам «Секрета» хочется, чтобы мы — взрослые, пузатые дядьки — до пенсии пели наши задорные песни?! (Улыбается.) Вот сейчас я представил, что наш «Секрет» не распался и что мы до сих пор как дураки выходим на сцену в наших красных галстуках и смешных костюмах! Жуткое зрелище… В 1983 году, когда все началось, все мы — я, Коля Фоменко, Андрей Заблудовский, Алексей Мурашов — были детьми, которые с удовольствием хулиганили на сцене и писали чудесные, красивые песни. Это было то, о чем я мечтал с десяти лет, когда впервые послушал пластинку Beatles, перевернувшую мою жизнь. В нашей группе было очарование юности. Но потом мы повзрослели, и для меня стало невозможным изображать из себя наивного юношу. И я ушел — на пике популярности группы… Может, и ребята что-то подобное чувствовали, но поставить точку решился я. И дело не только в том, что мы устали от бесконечного гастрольного чеса. Главное, что нас всех тянуло в разные стороны — в творческом смысле. Мы перестали находить общий язык. Я видел творческое будущее для себя — музыкальное, для Фоменко — в качестве шоумена. А будущего группы «Секрет» я не видел. Это был тот самый случай, когда невозможно заниматься делом, потому что больше ты в него не веришь… Сейчас я с удовольствием пою на своих сольных концертах старые «секретовские» песни — ведь 80 процентов композиций «Секрета» написаны либо мной, либо мной в соавторстве с ребятами. Люди их до сих пор любят. Но изображать из себя группу «Секрет» в 50 лет — увольте...»
(ПОНЯЛИ ЛИ ЕГО ТОГДА КОЛЛЕГИ ПО «СЕКРЕТУ»)
«Нет, не поняли, и наше расставание вышло очень болезненным, с резкими словами. Мой уход стал для ребят шоком, ведь мы же были единомышленниками, семьей... И только через годы мы снова стали нормально общаться. Вот в феврале у меня два юбилейных концерта — сначала в Петербурге, потом в Москве, в Театре мюзикла Михаила Швыдкого. Будут Михаил Сергеевич Боярский, Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков, Слава Бутусов, Лариса Долина, оба Урганта, Леша Кортнев, Сережа Мазаев, Саша Маршал, моя нынешняя группа «Хиппо-бэнд». И в финале выйдет «Секрет»… Тогда, в 90-м, ребята очень обиделись на меня, посчитали предателем. Но жизнь показала, что в результате все выиграли, потому что каждый пошел своей дорогой. Вообще люди нередко обижаются на меня за то, что я вдруг — как им кажется — бросаю успешные проекты. Играю в антрепризном спектакле, который собирает полные залы. И вдруг объявляю, что ухожу. Люди недоумевают, протестуют: мол, этот спектакль можно еще играть и играть, в конце концов, это же гарантированный заработок. А Леонидов уходит, все рушит!.. Но для меня всегда на первом месте была душевная гармония. А заниматься нелюбимым делом, как и жить с нелюбимым человеком, — это грех перед самим собой».
(О РЕШИТЕЛЬНОСТИ, С КОТОРОЙ ОН РАЗРЫВАЕТ ЛИЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ)
«Да, несмотря на то что разорвать такие узы очень тяжело. Ведь с первой женой (актрисой Ириной Селезневой. — Прим. ред.) мы прожили долгие пятнадцать лет. И хотя со временем мне стало понятно, что отношения закончились, что нас тянет в разные стороны и страны — я хотел возвратиться из Израиля в Россию и начать здесь все заново, а Ира в эмиграции чувствовала себя прекрасно, — все равно расставаться было очень тяжело… Сейчас Ира замужем, живет в Англии, изредка приезжает в Россию. Но мы не видимся. Есть супруги, которые и после развода общаются, даже дружат, в общем, сохраняют «высокие отношения». У меня так не выходит: страница перевернута — значит, и тема закрыта. В любом случае два первых брака (вторая супруга Максима — актриса Анна Банщикова. — Прим. ред.) дали мне бесценный опыт. Да, я натворил в своей личной жизни ошибок, но смог сделать вывод: не стоит заводить близкие отношения с человеком, которого тебе хочется переделать. Если любишь кошек, не женись на собаке — потому что из нее не сделаешь кошку, о которой ты мечтаешь. Бывает так: вроде бы всем хороша девушка, но есть одна черта характера, которую хотелось бы изменить, сделать некий апгрейд. Раньше я думал, что мне подобное вполне по силам. Но это не так! В конце концов именно эта маленькая «деталь» начнет тебя раздражать. Как-то я прочитал у Довлатова такой эпизод: один мужчина рассказывает другому, что встретил замечательную девушку. И все-то у нее идеально — и характер, и душа, и внешность. Только чуть-чуть щиколотка широковата. На что приятель отвечает: «Вот из-за этой щиколотки ты с ней и разойдешься, потому что именно этот «дефект» не будет давать тебе покоя». Так что либо принимай человека целиком, либо бесконечных конфликтов не избежать».
(ОЖИВЛЯЮТ ЛИ ССОРЫ СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ)
«По-моему, подобные способы укрепления отношений какие-то дикие. Да, я знаю семьи, где супруги постоянно ссорятся, чуть ли не дерутся, а потом решают свои проблемы в постели и живут счастливо. Вот один мой товарищ — я его знаю лет двадцать, — как только берет трубку, чтобы поговорить с женой, сразу принимает «боевую стойку» и в его голосе появляются обиженно-конфликтные нотки. Эта семья много лет живет в состоянии «драйва». Я устроен иначе: если поссорился с женщиной, мне не хочется ложиться с ней в постель. Поэтому мы с Сашей не ссоримся. Вообще! Никогда! Если наши мнения расходятся по мелкому вопросу, я готов уступить. А если это принципиальное для меня дело, Саша сама никогда не станет со мной спорить. Иногда жена хитрит: делает какие-то вещи по-своему, но поворачивает ситуацию так, что это вроде я так решил. В таких случаях я только тихонечко смеюсь. Словом, мы не ссоримся, потому что нас обоих устраивает традиционно-патриархальный уклад нашей семейной жизни, где глава семьи — мужчина».
(О РАБОТАЮЩИХ ЖЕНАХ)
«Не понимаю тех мужчин, которые не дают женщинам работать. Зачем? Чтобы рядом с тобой был несчастная жена? Муж что — от этого счастливее станет? Или он боится, что она ему изменит? Но если женщина захочет сходить налево, она и не выходя из квартиры наставит мужу рога — с соседом или сантехником… Женщина должна себя реализовывать. Другое дело, что для Саши семья важнее актерской карьеры. Я проходил ситуацию, когда женщина думала иначе, и снова на такой актрисе не женился бы. Потому что для меня самое главное — семья. Мне важно, чтобы у моих детей была мама, которая уделяет им много внимания. А не актриса, у которой 38 спектаклей в месяц и съемки в четырех фильмах одновременно и которая из-за этого видит семью урывками. Конечно, Саша пошла на определенные жертвы ради семьи. В одном интервью она призналась: «Когда звонят и говорят: «Мы представляем такую-то кинокомпанию», я так радуюсь — думаю, вот сейчас предложат роль. А меня спрашивают: «Максим дома? С ним хочет поговорить наш режиссер». И я вздыхаю…» Да я и сам чувствую какое-то ее разочарование, когда после просмотра хорошего российского фильма жена говорит мне: «Жаль, что я не снимаюсь». Я понимаю, что она переживает. В такие минуты я ее успокаиваю: «Ты не снимаешься, потому что… не хочешь. Ведь ты хочешь не просто появиться на экране абы где, а поработать с хорошим режиссером. Ведь если все происходило бы так: сидишь ты дома, и вдруг тебе звонит Кончаловский и приглашает на главную роль! Но так не бывает. Чтобы сниматься в хороших картинах, надо почаще ходить на «Ленфильм», сидеть там в кафе, общаться с людьми, всюду рассылать свои фото, иметь агента, соглашаться на небольшие роли, на дальние экспедиции. И прежде всего, надо засветиться в сериале, да не в одном. Но это же работа по двенадцать часов в день, с одним выходным. Я уже не говорю про качество этих проектов…» Тут Саша вздыхает: «Ну уж нет, в этих жутких сериалах я не хочу сниматься». Актрисе приходится выбирать между карьерой и семьей».
(О РОЖДЕНИИ ДЕТЕЙ)
«Не могу сказать, что рождение детей вызвало эйфорию. Я был скорее растерян, чем окрылен и счастлив. Более того, когда первый раз взял Машу на руки — а я присутствовал при родах, — то не испытал никаких сумасшедших чувств, о которых так много пишут. Смотрел на это непонятное, сморщенное и кричащее, существо и понимал, что ничего «особенного» не ощущаю. И кричать «Ура!» мне не хотелось совершенно. Какое-то растение, которое только соску сосет, — что ж тут летать от счастья? И когда Леня родился, во мне тоже ничего не перевернулось. Опять было очень любопытно — и все. Гораздо сильнее было чувство нежности и благодарности к супруге, которая все это прошла, а ведь беременности, особенно вторая, были непростые. Может, из-за того, что я за жену сильно переживал, другие эмоции отошли на второй план… Нежность и привязанность к своим детям я почувствовал, когда начал их воспитывать, вкладывать в них свою любовь, не физиологически, а психологически понял, что они — моя частица. Но опять же — никакой вспышки не было. Просто со временем ощутил, что очень привязан к детям, очень их люблю, скучаю по ним, хочу проводить с ними как можно больше времени. Мы с Сашей никогда не ездим отдыхать без детей».
(«Семь дней», 14.02.12)