(О ПРОГРАММЕ ЮБИЛЕЙНОГО КОНЦЕРТА)

«Перед выступлениями в том или ином городе в социальной сети публикуется вопрос о пожеланиях людей, и я стараюсь по возможности их учитывать. Программа юбилейного концерта еще на стадии оформления, но в целом я хочу, чтобы это была интенсивная, крепкая и духоподъемная программа. Мое ощущение – взлетное, я не чувствую себя усталым, прибитым, нет ощущения тяжести возраста, я хочу, чтобы в концерте это было отражено. Несмотря на то, что у меня немало мрачных номеров, я постараюсь, чтобы они не превалировали».

(МОЖЕТ ЛИ СКАЗАТЬ, ЧТО ЕГО ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ)

«На данном этапе - пока не могу. Я бы мог так сказать, если бы моя мечта, как она задумывалась, была бы воплощена, а мне еще предстоит это сделать. Я в пути, это оказалось сложнее, чем я думал, мне пришлось учиться гораздо большему, не так как я себе это представлял. Я достаточно далек от завершения, поэтому, скажем так, в том выборе, который я некогда сделал, нет ощущения ошибки».

(О СВОЕЙ СУДЬБЕ)

«Совокупность обстоятельств сработала как катапульта, которая меня запустила. Все оказалось намного непредсказуемее и труднее, чем я когда-то полагал. Но ошибки не было. Так или иначе, я занимаюсь тем, для чего я пришел».

(О РОК-Н-РОЛЛЕ)

«Рок-н-ролл – очень специфическое искусство. В него впрыгивают в очень юном возрасте, почти подростковом. И здесь, с одной стороны, есть исходная честность и чистота, а с другой, в силу неискушенности, – колоссальная уязвимость. Можно соблазнить, совратить, сменить внутренний ориентир человека. Возьмем Элвиса Пресли. Как-то я услышал ремарку по его поводу о том, что он был гениальным исполнителем в течение первого года своей карьеры и пародией на самого себя в течение всех последующих лет. А начинал он 18-летним щеглом: он чувствовал нужную вибрацию, и весь был ее воплощением. А дальше начал работать печатный денежный станок, и капля по капле – вот голливудский фильм, вот ляльки, вот платиновые пластинки, спой это, спой то, надо нравиться, наращивать аудиторию, вот сказочное богатство – и мальчишка с горящими глазами становится все дальше и дальше от своей сути. И через пять-семь лет – все. И не было сделки с дьяволом, когда знаешь, что ты витязь на распутье, и можешь принять решение – сдать себя оптом или остаться при своем. Все происходит шаг за шагом. Преодоление момента соблазна – сугубо внутренний процесс, извне его может быть не видно».

(О РЕАКЦИЯХ ЗАЛА)

«Представьте, что на концерт приходит три тысячи человек, это что-то типа маленького стадиона. Расстояние между артистом и первым рядом публики – метров 25. Между - какие-то ограждения, охрана... Поется ударный номер — все супер, все на ушах. А теперь представьте, что поется интимная баллада. Это особая вещь: зритель переживает, и во взгляде это есть, а хлопать в ладоши и одобрительно свистеть после нее не хочется, ну как-то неуместно. И артист, отделенный от аудитории значительной дистанцией и ослепленный софитами, уже не видит глаз, он может ориентироваться лишь на слух. А зал молчит. Его реакция на молчание зала: «Я спел балладу, и зал не хлопает? Значит – на фиг ее из программы». Но одно дело, когда артист изначально заточен под стадион, а другое – когда он делает шаг из клуба на крупную площадку. Во втором случае надо пройти внутреннюю эволюцию и решить, каким быть для этих людей. И непонятно, что им все-таки нужно, ведь нет прямой коммуникации. Есть молчание, и есть допущение, что это молчание может обозначать, и как правило, оно следующее: раз не хлопают, значит, им это не нужно. Таким образом, в течение года репертуар меняется, в течение пяти лет артист перестает писать баллады. Чем раньше идет привязка на цепь массового успеха, те более зависимым оказывается художник. Можно разрубить этот узел, но для этого нужно быть духовным богатырем».

(ОБ АМЕРИКЕ)

«У меня к Америке очень теплое отношение. И когда изнутри видишь ту цену, которую американцы платят за успех, поневоле проникаешься сочувствием. Сопоставляя ее с Россией, я сделал забавное открытие: Россия маниакальная страна, которая косит под депрессивную, а Америка – наоборот. В России мало шансов быть победителем, оставаясь достойным человеком, за редчайшим исключением. В Америке игровое поле заточено иначе, и сочувствие лузерам минимальное, ведь каждому дали неплохие карты в руки. Но «виннеру» приходится так напрягаться, что по окончании рабочего дня он снимает с лица натянутую улыбку и тащится к психотерапевту, который за 150 долларов в час поговорит с ним по душам, выслушает, как того «все достало», выпишет ему прозак и скажет, что все будет о'кей. Вечером в Штатах с лица «виннера» улыбка сползает, а в России вечером после ста грамм на лице «лузера» она, напротив, расцветает».

(О БУДУЩЕМ РОК-Н-РОЛЛА)

«В принципе, я думаю, что рок-н-ролл в Америке не исчезнет, он там так же неизбывен, как в России хорошая поэзия. Волны востребованности поэзии идут по синусоиде: то всем она нужна позарез, то нафиг никому не нужна, а поэты всегда пишут на достойном уровне. В трехсотмиллионной Америке неизбывна потребность в вибрации. Это — квинтэссенция духа народа... Но Россия – это чиновничья цивилизация, а Америка – купеческая. Рок-н-ролл – это потрясающий союз вот этой вибрации и заинтересованных в ней купцов, которые подложили под поющих честных мальчиков финансовую подушку, и на такой катапульте взлетела эта махина. И интерес предпринимателей был не только финансовым, он был так же и духовным. 50-е годы в Англии и Америке были жесткими, скучными, тоскливыми. И когда в 60-е пришли эти пи…деныши, им помогали их молчаливые старшие братья. Тот же Джордж Мартин, которому в 63 году было тридцать с небольшим, влил в Beatles тысячи своих часов. В звуке этих щеглов для него были не только драйв и красота, было еще и дыхание свободы и элемент возмездия за отплющенную задроченную юность... Я склонен думать, что рок-н-ролл в значительной степени обязан идеализму и посвященности людей, подобных Мартину. И лейблы того времени были заинтересованы в артистическом росте, в эволюции артистов. К 90-м эта модель схлопнулась: лейблы всецело ориентированы на немедленную финансовую отдачу и перестали быть заинтересованы в том, чтобы артист рос. И как следствие, их собственная роль и мера влияния неуклонно» 

(О РОССИЙСКОЙ ГРУСТИ)

«Даже воды в русских реках медлительнее, чем в американских, по наблюдениям тех же американцев. Несмотря на всю эмоциональную динамику, чувство грусти, печали — превалентное. Эта предтеча блюза разлита в воздухе страны. Все, что осталось – преломить ее в звучащую вибрацию. И я могу уловить эту боль и печаль и конвертировать их в звук — мне это дано. При том, нет никаких гарантий, что люди сходу в это врубятся. Но Россия как страна медленная преподносит мне урок стоицизма: успевать не торопясь. Я теперь вижу смысл в том, чтобы прожить долгую жизнь. Тогда я смогу оформить в некий звуковой пласт то, что с точки зрения гитарной музыки является абсолютно русским искусством. И даже если это никогда не будет популярным, с точки зрения посыла это будет жизнестойким искусством. У России есть лицензия на подлинное величие. Но в людях сильно подавлено волевое начало. И лучшее, что я могу как художник – это напомнить людям об их человеческом достоинстве. Это одна их тех миссий, что я могу исполнить».

(Zvuki.ru, 27.04.12)