(ОЩУЩАЕТ ЛИ СЕБЯ ПЕНСИОНЕРОМ)

«а нет, это для меня какое-то странное чувство, когда я иногда, не задумываясь, когда мне в разных регионах люди говорят: «Давай, приезжай к нам отдыхать!», отвечаю: «Ну, вот выйду на пенсию и приеду». А потом думаю: «Я же уже на пенсии». И так это странно вообще. Тем более что все эти десятилетия я в принципе делаю всё то же самое на сцене, что делал раньше. Ну, практически то же самое. Но энергетика концертов не уменьшилась нисколько».

(ОБ АЛЬБОМЕ «UPGRADE»)

«Это не последний альбом, это альбом, который я выложил в сети. Дело в том, что, когда я писал «Эскадрон», «Есаул», всю эту эскадронную тему, я никогда не думал, сколько продержатся эти песни. И меньше всего я думал, что они протянут несколько десятилетий. Сейчас на концертах, если я их не спою, меня всё равно не отпускают. Но в тех аранжировках, которые я сочинял, это уже неактуально — и мы по-другому сейчас играем, и ритмы другие. Если раньше, если взять танцевальный ритм, дискотечный, то это где-то 120 [ударов в минуту] было, а сейчас уже 133 и выше. Темп жизни ускоряется, и, чтобы соответствовать, новые звуки появились, технологии записи, игры, новые сценические эффекты. Поэтому мы всё переделали, перекроили, играем по-новому, и я решил это всё записать. По одной, по две песни записываю и выкладываю на своем сайте.

 Альбом называется «Upgrade» — ну понятно, что такое upgrade. И картинка на обложке — там очень интересно получилось. Я решил не делать, как обычно делают: там, фотографии артиста отфотошопленные. У меня дочь очень любит рисовать. Как-то она взяла планшет и говорит: «Пап, давай нарисуем такого зверя, которого нет на Земле». И получился такой яркий звереныш какой-то. У меня он лично вызывает улыбку. Понятно, что артист должен заставлять думать людей, страдать, плакать, смеяться. А мне вот всё-таки хотелось вызвать улыбку у тех, кто будет заходить на мою страничку и смотреть мой альбом, и я вот этого зверька выложил. Теперь на Земле есть такой зверь. Он называется Upgrade».

(КАК ЕМУ ЖИВЕТСЯ В СЕГОДНЯШНЕЙ РЕАЛЬНОСТИ)

«Сложно. Знаете, знания преумножают скорбь. А я очень много знаю про всё. Ну, знаю просто. Иногда я знаю абсолютно точно, потому что у меня есть много друзей в разных сферах — и политиков, и бизнесменов, и в СМИ. А там, где я не знаю, я просто экстраполирую, догадываюсь, как это на самом деле, и всё так противно становится. Но у меня есть возможность уйти в мою музыку, сочинять, и у меня есть возможность встречаться с моими друзьями. Потому что в течение своей жизни я обрастаю очень хорошими людьми и создаю свой мир, свой дом. Как, опять же, словами из песни: «Дом, где друг моих друзей, — мой друг. Дом, где брат моих друзей, — мой брат. Дом, где враг моих друзей, — мой враг. Дом, где круг моих друзей, — мой круг». А я уже создал круг своих друзей, этот круг моей жизни, поэтому вот этим я и спасаюсь.

Знаете, когда я устаю, реально, такие периоды бывают, месяцами не высыпаешься, на гастролях, — хочется бросить всё к чертям и уехать на Мальдивы, поставить палатку, или куда-нибудь, наоборот, в зимние края, и побыть одному. Я начинаю понимать отшельников, людей, которые уходили от городской суеты, и так далее. Но я очень быстро восстанавливаюсь. Через неделю меня уже тянет опять поработать, получить эту энергию от зала или от стадиона, которую вообще словами невозможно описать.

Мне вот говорят: «Ты почему так молодо выглядишь?» У меня в конце концерта сегодня вот то же самое было ощущение — что я получаю то, что получал Дункан Маклауд, когда сносил кому-то башку. Он стоит, его колбасит, трясет, через него эта энергия проходит — вот у меня так бывает. Особенно уже к концу концерта. Со временем старея, я, видимо, возвращаю эти годы каждый раз, выходя на сцену. Баланс у меня как-то автоматически этот поддерживается. Видимо, мне повезло так».

(О СМЕРТИ)

«Дело в том, что, когда я был молодым, совсем молодым, юным, мне почему-то казалось, что я никогда не умру. И категория «смерть» была вообще для меня в то время такая философская, отвлеченная, не имеющая никакого отношения ко мне. Впереди — абсолютно бесконечное количество времени. Можно не спешить и делать всё, что хочешь. Вот у меня абсолютно такое ощущение было. Да, люди, конечно, умирают на Земле, но это не со мной будет происходить, а с людьми с какими-то другими. Со мной этого ничего не может произойти. Как это? Ничего не будет, что ли? Земли, росы, листьев, детей, музыки — как это так вот, раз и ничего? И что такое «ничего» вообще? Что такое бесконечность? У меня не укладывалось в голове и, кстати, до сих пор так особо и не укладывается.

Когда я повзрослел, когда я похоронил отца, когда я понял, что люди умирают и это со мной тоже будет, я стал бояться засыпать. Не то что меня трясло, но такой жутковатый холодок в позвонках. Что я положу сейчас голову на подушку, мир уйдет от меня, я погружусь в сон, и когда-нибудь будет так же, но только я уже не проснусь. Вот это было разочарованием. Думаю, это у каждого есть. Но сейчас я уже примирился, спокойно на это смотрю.

Я вам больше скажу: чем старше я становлюсь, — я думаю, многие люди это понимают, — тем быстрее летит время. Раньше я считал, что времени бесконечное количество, а сейчас я уже его начинаю учитывать, эти секунды, все эти мгновения. И когда ты начинаешь понимать, что их становится всё меньше, тебе хочется делать всё больше. А когда ты делаешь очень много всего, мир начинает лететь, со страшной скоростью. Поэтому у меня такое чувство, как будто у меня палец застыл на перемотке вперед. И хочется этот палец оторвать, чего он прилип к этой перемотке, и поставить на паузу хотя бы. Хотя бы так».

(ОБ АВТОРСКИХ ОТЧИСЛЕНИЯХ ЗА ИСПОЛНЕНИЕ «МОСКВЫ» НА ВОКЗАЛАХ)

«Если бы вы знали, какие там отчисления идут, вы бы заплакали сейчас и пошли бы для меня деньги собирать с шапкой. Там идут такие деньги от этого всего, что мне не хватает рассчитаться за свой мобильный телефон, чтоб вы понимали уровень наших авторских».

(ПОЧЕМУ НЕ СТАЛ ДОВЕРЕННЫМ ЛИЦОМ ПУТИНА)

«Да мне всё время предлагают и предлагают разное, но я очень осторожно к этому отношусь. Я понимаю, в общем-то, какое влияние я оказываю. Я более социальный певец, чем кто бы то ни было, и по возрастному срезу, и по социальному, и так далее. Но я как раз не хочу всё это… Я вот всё время участвую в социальных программах. Например, моё лицо было использовано на Олимпиаде прошлой, в Пекине. Здоровый образ жизни, спорт — вот в этом я готов участвовать. Я сейчас вот в первый раз снялся в рекламе. Реклама автомобиля, тоже ничего в этом плохого нет. Но политические моменты — мне этого не хочется, куда-то кого-то поддерживать там…»

(О БОЛОТНОЙ ПЛОЩАДИ) 

«По поводу Болотной площади и потом проспекта Сахарова у меня вот такое мнение — что большее количество людей приходило внятных, нормальных, которые именно хотели позитивных перемен в стране. Но у меня сейчас вот растет убеждение, и я убежден, что они, эти люди, к сожалению, позволили… Ну как «позволили»? Их просто возглавили те люди, которым я бы не доверил Россию, это уж точно. Поэтому к этим выступлениям у меня такое двоякое мнение. Люди пришли в основной массе хорошие, но вот эта «победа пиара над разумом» — это тоже мои слова, из одного моего стихотворения, — в общем, за счет этих людей пропиарилась масса, начиная от подонков и заканчивая теми, кому нужен пиар, чтобы цинично нажить на этом деньги, понимаете? Вот мое мнение по поводу этого всего.

А люди остались ни с чем, и так обидно за них за всех. С другой стороны, опять же, что касается Поклонной горы и так далее, — меня тоже несколько раз приглашали выступить там, но это делалось всё настолько формально, настолько некреативно и топорно подчас… Я, кстати, не хочу никого обидеть, просто говорю, что нужно доверять это профессионалам тогда, тем, которые умеют сделать красиво. Со злом нужно бороться весело, а всё это так неприкрыто было… Уже же прошли времена советские, надо все-таки другими методами, более талантливо это, скажем так, делать. Но и к тем, и к тем я, в принципе, позитивно отношусь. Я имею в виду, к основной массе людей».

(О PUSSY RIOT)

«Нет, по поводу Pussy Riot — это вообще. Вообще, мне даже неудобно говорить, как оно произносится. Это само по себе отрицание… Как вам сказать. То, что они сделали, и даже то, как они называются, раскручивание этого названия — это отрицание вообще здравого смысла, чести и порядочности в стране, понимаете. Конечно, нужно это как-то пресекать, сто процентов. Потом, понимаете, причем тут уже политика? Верующие — они как дети, и они вот детей этих оскорбили. Для того чтобы сделать пиар. Не важно, ну пусть они против Путина, но вышли бы они, не знаю, на улицу какую-нибудь и стали петь песню. Но они сделали это в храме. А следующий какой у них будет шаг? Значит, они придут на могилу наших [предков], на кладбище, сдвинут плиту надгробную, сделают вид, что у них Хэллоуин, оденутся как скелеты и будут плясать, шабаш устраивать, что ли? Понимаете, вот проблема в чем. А до этого было что? Почему все говорят только о том, что они против Путина пели? А как они в музее каком-то сексуальный акт какой-то провели… Ну вот как? Это надо останавливать. А государство обычно останавливает это, — опять же, как я говорил про Поклонную гору, — останавливает это очень, к сожалению, неуклюже. На мой взгляд, это надо было резко ограничить, быстро осудить и закрыть эту тему вообще. Чтобы все понимали, что это дешевый пиар на том, что можно кощунственно поступать в храме, который был построен в свое время на деньги народа в честь героев, павших в войне 1812 года. В этом священном месте. И что? Они чувства верующих действительно оскорбили. Верующие в шоке.

Знаете, я не специалист. Я не специалист. Но какой-то должен быть, как тебе сказать, баланс должен быть такой. Нужно так осудить, чтобы это было невыгодно делать никому. Никому не выгодно было просто. А уж какой там срок или какие деньги нужно заплатить, я не знаю. Но то, что осудить их нужно, чтобы впредь было неповадно никому, это абсолютно чётко я понимаю. И информации про это очень много — задействованы люди, которые, там, блогеры, умеют пользоваться интернетом и гонят эту волну. И волна очень грязная. Просто у верующего народа появляется такое ощущение, мне кажется, страшное, что порядка-то нет, и никто их не защищает. Этим своим действием они, более того, сталкивают верующих и противников веры, то есть разжигают фактически межрелигиозную войну. Это же неправильно, нужно это прекращать, нужно жестко прекратить. А государство как-то непонятно колеблется, никак не может принять четкое решение».

(О ЖЕСТКОЙ ПОЗИЦИИ ГОСУДАРСТВА)

«Ну, вообще-то игры закончились, если честно. Государство сейчас в таком состоянии, что нужно какие-то принимать меры. И если будут так сильно, в прессе и везде, деятели культуры защищать девушек… Не девушек даже, далеко уже, а теток вот этих, которые, прямо скажем, совершенно безбашенные, которые готовы кощунствовать так везде. Если порядочных людей, здравомыслящих, от этого не защитить, то тогда, возможно, возникнут какие-то стихийные моменты. Возможно, придется потом тому же государству делать как раз всё более жестко, останавливать всё это. Понимаете, сейчас нужно, пока нормально, мягко, всё это ограничить. Достаточно мягко. Ну как? По закону фактически. Иначе потом… Сейчас уже начинаются какие-то концерты в пользу этих теток. Концерт в пользу них. Нормально, нет? Не в пользу православных оскорбленных, не в пользу веры. У нас ведь православное государство, надо как-то понимать, что государству нужно идти по направлению защиты большего количества своих сограждан… Так я же говорю, надо было раньше это делать. Принять четко совершенно, и все сразу бы затихли. Сразу бы затихло всё. А сейчас такое ощущение, что специально всё раскручивается».

 (tayga.info, 08.08.12)