О СВОЕМ РАБОЧЕМ ГРАФИКЕ В СВЯЗИ С ПРЕМЬЕРОЙ ЗОНГ-ОПЕРЫ TODD

— Сдохну я скоро от такого графика. С двенадцати дня до одиннадцати вечера, и так каждый день, почти без выходных. Нет, ты представляешь, какую я, панк, замутил тему? Вот жили мы, «Король и шут», сидели на попе... И тут я решил, что нужно сделать так, чтобы уничтожить себя полностью. И сделал.

ОБ ИДЕЕ ОПЕРЫ

— Как ни странно, началось все вовсе не с Тодда. Ко мне как-то на концерте подошел продюсер Влад Любый и предложил поработать над совместным театральным проектом. Я сначала отказался. А потом вдруг подумал: а почему бы и не поработать, но поставить ту историю, которую хочу я? И я вспомнил про Суини Тодда и про фильм Бертона. Еще меня всегда интересовал Джек Потрошитель. А когда я увидел, что снял Бертон, я вдруг понял, что корни этой истории идут глубоко в XIX век и что у Тодда с Потрошителем много общего. Современный Суинни Тодд — это лирический герой. С ума сойти — какой лирический. Вообще, наша постановка  — это такая современная версия легенды. Ну, как «Ромео и Джульетта» с Ди Каприо. Мой Суинни, он — герой, благородный мститель. И в то же время он простой человек, который попал в очень сложную ситуацию. Причем он верующий, набожный человек. Поэтому после первого убийства он спешит в церковь, чтобы исповедаться. И что же он получает в ответ? Уверения, что люди, которые грешат, достойны такой участи. Фактически все дальнейшие убийства он совершает с позволения церкви, которая убедила его в том, что он должен покарать виновных в смерти его жены и дочери, а заодно и других грешников. Священник сам направляет Тодда, он делает из него крестоносца, вот в чем тема!

ПРАВДА ЛИ, ЧТО ХОДИЛ НА КУРСЫ ТЕАТРАЛЬНОГО МАСТЕРСТВА И СЦЕНИЧЕСКОЙ РЕЧИ?

— Ну, прям ходил! Всему, что я сейчас умею, я учился на сцене. Тебе берут и говорят, что делать. И ты это делаешь. Никуда ходить не надо.

ОБ ОТНОШЕНИЯХ С РЕЖИССЕРОМ

— Очень плохо раньше у меня было с режиссерами и продюсерами. Они хотели от меня того, чего я не мог дать им в принципе. Меня даже в кино приглашали сниматься, но я так и не смог сработаться, спорил и уходил в итоге. Но вот с Устюговым у нас сложился тандем! Ну, один из режиссеров — Андрей Рыклин — просто коршун. Каждый раз рычит страшно, когда я на концерт собираюсь: «Опять уезжаешь куда-то, собака! Там ты король, а здесь ты зеро, никто!» Я смирился с этой темой — он прав.

— Конечно, трудно! Ведь на концертах я все время бегаю-бегаю-бегаю, а тут меня заставляют стоять на месте. И не дай бог, повернешься попой к залу! В итоге я все понял. Сложнее оказалось стихи учить и песни, достало меня это!

ЧТО ДЕЛАЕТ НА СПЕКТАКЛЕ ЕГО ГРУППА?

— Играют вживую. На гитарах играют. Хотя во время репетиций, когда я в Москве, моя команда в Питере. Я работаю под поганую фонограмму! И не все же понимают, что я не могу так, что мне не очень удобно. Но приходится играть.

ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБИТ ДЕЛАТЬ НА СЦЕНЕ?

— Самое любимое мое — драматические темы, особенно когда ты с напарником. Мне нравится говорить. Петь нравится меньше, просто потому, что я всегда пою. Когда ты говоришь — совсем другое дело, ты полностью превращаешься в Тодда и выйдешь из образа только тогда, когда закончится твоя роль.

О СВОЕЙ СЕДИНЕ

— Мои седые волосы настоящие (грустно). Но для Тодда будут делать еще более седые. И вообще, что, у сорокалетнего не может быть своих седых волос?

О СПЕЦЭФФЕКТАХ ПОСТАНОВКИ

— Не будет крови. Мы обошлись без нее, так Устюгов придумал. Не художественно это. Зато будут другие спецэффекты. Панк-рок, например. Без него никак! Театр и рок-н-ролл должны были когда-то слиться, воссоедниться во что-то. И мы это сделали. У нас не будет фонограммы, только живой звук.

ОБ АЛКОГОЛЕ

— О том, чтобы совсем бросить пить, речи не шло. Но на репетициях и в театре я правда не пью. У меня только один выходной день, когда я могу — и этот день сегодня, хе-хе-хе.

(«Московский комсомолец», 19.10.12)