ПОЧЕМУ ЭМИГРИРОВАЛ В АМЕРИКУ?

— Вы знаете, в какой-то момент я перестал вдаваться в подробности и объяснять почему. В конце концов мой ответ свелся к одному предложению: «Чтобы не мешать вам жить». Мы с женой два с лишним года ждали разрешения на выезд. До сих пор помню число, когда нам выдали визы и забрали советские паспорта — 9 февраля 1981 года. Из документов у меня остались только водительские права. К счастью, они были международного образца, и в Нью-Йорке на их основании я получил американское удостоверение, которое в США заменяет паспорт.

ЧТО ПОРАЗИЛО ЕГО ЗА ГРАНИЦЕЙ?

— Это был туалет в аэропорту. Голубой кафель, стерильная чистота, пахнет лосьонами — совершенно не по-советски. Помню, Нью-Йорк поразил меня сразу, я никогда не видел столько чернокожих. Нас встретили знакомые эмигранты и пригласили к себе домой. Там уже ждал накрытый стол: красная, белая рыба, копченые колбасы, салаты, мясо. Потом мы пошли на знаменитый Брайтон. Это длинная неширокая улица с движением в два ряда. Кругом русские вывески и русская речь. Самым известным рестораном был «Садко». Хозяин Женя Бендерский. В «Садко» играл оркестр «Поющие звезды» — музыканты все из Советского Союза. Признаюсь, я не был в восторге от их исполнения. Знаете, это длинный разговор, если вспоминать о том, что происходило со мной в Америке. Я работал во многих музыкальных коллективах, в том числе в популярном лос-анджелесском ресторане «Арбат».

О ЖИЗНИ НА ДВЕ СТРАНЫ

— Будучи гражданином США, большую часть времени провожу в России. Моя семья прописана в Лос-Анджелесе, и сейчас половина близких живет в Америке. Младший сын с внуками в Лос-Анджелесе, старший — в Москве. Первое время после возвращения в Россию я часто мотался из Лос-Анджелеса в Москву. А с 1993 года осел здесь основательно.

ОБ ИМИДЖЕ

— Бороду ношу очень давно, по-моему, с 23-летнего возраста. Мой образ родился сам собой, никто ничего специально не придумывал. Помню, на какой-то из фотосессий я надел белый костюм, шляпу, и всем это очень понравилось. Получилось спонтанно, но совершенно органично для меня. Но я не делаю культ из своего образа. Шляпы, по крайней мере, не коллекционирую.

О РОДИТЕЛЯХ

— Папа и мама познакомились, будучи студентами — учились в медицинском институте на стоматологов. Мама погибла, когда мне исполнилось пять лет. Мечтал ли я стать медиком? Думаю, нет. Как и не смогу вам ответить на вопрос, почему пошел в музыканты. Просто меня всегда тянуло к музыке. Первым моим инструментом был немецкий аккордеон, подаренный отцом. Тогда я учился в первом классе. Потом поступил в музыкальную школу, но там преподавали лишь игру на баяне. Поэтому папа купил мне еще и баян. Затем мы переехали в большую двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, и папа подарил мне пианино «Красный октябрь». Я научился играть и на нем.

В эстрадный оркестр попал еще в школе, уже прилично играл на аккордеоне и пианино. Когда после восьмого класса мне на глаза случайно попалось объявление о приеме на подготовительные курсы музыкального училища имени Ипполитова-Иванова, я, конечно, стазу же туда поступил. Меня взяли на дирижерско-хоровое отделение, но, честно говоря, мне было все равно, где учиться, лишь бы получить систематическую профессиональную подготовку.

РАЗДРАЖАЕТ ЛИ ЕГО СЛОВО «ЛАБУХ»?

— Слово «лабух» меня никогда не раздражало. Лабухи — музыканты, на все руки мастера. Мы могли и на свадьбе играть, и в ресторане. Что может быть лучше, чем играть для людей, которые приходят именно «на тебя», понимая, что ты дашь им пищу для ума и сердца. Первый ресторан, в котором я играл, назывался «Минск». Для меня, 16-летнего пацана, все, что я зарабатывал, были огромные деньги. Основная халтура в годы учебы в музыкальном училище — ресторан «Варшава». Тогда заказывали популярные «Хава нагила», «Семь сорок», «Купите папиросы», «Лезгинку». Чаевые платили очень хорошие. Я начинал свою карьеру, играя в ресторанах, и продолжаю ее там же до сих пор.

(«Факты и комментарии», 06.11.13)