КАК ОТМЕТИЛ НОВЫЙ ГОД?

- Минималистически отмечал — в самолете. Летел в Индонезию на предмет дайвинга, на далекий остров Сулавеси. Поэтому я где-то был рядом с Джакартой. Было непонятно, какое это времени и какой это был Новый год. Ну разнесли шампанское, его и так носили. Только в детстве ждешь Нового года как чего-то великого, таинственного, прекрасного. Я давно уже не встречал Новый год как-то необыкновенно, поэтому я как раз был не против, чтобы купили билеты на 31-е. Новый год вроде был, и вроде жизнь продолжалась.

КАК ВСТРЕЧАЛИ НОВЫЙ ГОД У НЕГО В СЕМЬЕ?

- Были у нас какие-то ритуалы. Обязательно покупалась елка, потом мы с отцом шли утром 31-го во двор, который был совершенно пустой, дикий двор. Песок накапывался в ведро, елка стояла в ведре с песком замерзшим. Потом были старые игрушки, и мамино представление о прекрасном — никогда не было электрических ламп, всегда были настоящие свечи, подсвечники, там оплывало все. Были чудесные старые игрушки, часть из них из Франции привезены. Осталось еще несколько совершенно изумительных старых игрушек. А может быть, и были отцовские, я уже не помню. Когда появились довольно грубые, нагло раскрашенные уже новые игрушки советского производства, они очень отличались от старых. Живая елка осыпалась, стояла чуть ли не до весны, пока не превращалась в какую-то тряпку, потому что выносить ее было лень.

О ДЕТСТВЕ

-  У меня было много игрушек. Надо сказать, что мы жили довольно бедно, потому что отец поздно начал зарабатывать деньги. Сначала это была эпоха космополитизма. Я родился в 1949 году. Его выгнали из театра. Он сначала там работал рабочим сцены, потом просто выгнали его. Мы жили довольно бедно. Но у меня всегда были игрушки. Я помню, что когда мне резали гланды и аденоиды, а тогда всем детям резали гланды и аденоиды… Да, и оказалось, что у меня нет нормальных ботинок. На меня надели мамины почему-то. Когда я лежал в палате, медсестра пришла в таких же полуботинках: «Ой, девчоночьи полуботинки». Но зато после операции мне принесли туда бананы. И я с удивлением узнал, что никто, кроме меня, в этой палате не знал, что такое бананы. Наверное, я их ел уже. Я просто помню, что остальные мальчики в этой палате не знали, что это такое. Я начал угощать естественно, воспитанный в правильной системе — делись и давай. Один начал кусать вместе со шкурой, плевался, говорил, что на картошку похоже и т.д. И всегда был этот перепад — нет ботинок, но есть бананы. Также были и подарки, и игрушки. Я помню две большие игрушки. У меня был большой конь-качалка с большими стеклянными глазами для чучела. Он был из папье-маше, и жил довольно долго. И была педальная машина немецкая непонятных абрисов — длинная, красная, с фарами, на которой я должен был ездить. Она загромождала полкомнаты. Вот эти были две значительные вещи моего детства.

О РОДИТЕЛЬСКОМ ВОСПИТАНИИ

- Нас воспитывали очень плохо. Кроме того, что меня научили читать очень рано, по-французски я говорил с малолетства. Они пытались со мной как-то «на равных». Я, наверное, сам точно так же повторяю все эти ошибки. Я плохо себя вел в детстве, у меня было очень много фантазии. Меня два раза выгоняли из школы. Один раз — не до конца, второй раз — окончательно. У меня был какой-то комплекс сверхполноценности, и я все время дрался. Чего это довольно толстый конопатый мальчик, еврейской наружности, дрался — сейчас я понять не могу. Я дрался, сбегал с уроков, я бунтовал. Я учился во второй спецшколе. Может быть, потому что я заикался, а учился во французской школе. Говорить мне было сложно, я довольно сильно тогда заикался. Не знаю, наверное, я тогда очень хотел быть лидером. Я возглавлял все дурные движения класса, поддерживал все мерзкие инициативы. Это была образцово-показательная школа, в Банном переулке, в районе проспекта Мира, и там от меня мечтали избавиться.

О КОНФЛИКТАХ С РОДИТЕЛЯМИ

-  У нас не было принципиальных расхождений. Были только столкновения характеров. В школе был такой старый чекист — директор школы Яков Степанович, который развел моего отца. Когда меня выгоняли из школы, нас с отцом вызвали на педсовет. И он сказал моему отцу: «Будут всякое говорить, а вы молчите, не надо спорить. Мы потом ему объявим выговор и оставим его». И я помню, что мы стоим с отцом, а что-то такое несется и несется. А я думаю, почему же отец молчит. А в конце Яков Степанович сказал: «Что же? Вам даже нечего сказать? Нужно вас исключить». И я помню, что мне было его жалко гораздо больше, чем себя... У нас не было принципиальных разногласий. Были бытовые. Я хотел жить, как я хочу. А они, вооруженные здравым смыслом и определенными идеями... Вот я не понимаю, как человек в здравом уме мог меня пустить на математическую лингвистику? Я, конечно, не пошел, но все равно всегда был под влиянием, меня все время куда-то гнали. Меня отправили на олимпиаду, и я там получил какую-то не самую высокую премию по этой матлингвистике. Это была модная наука. Запрещали все фильмы, начиная от «Добро пожаловать».

ОБ ОТНОШЕНИЯХ С ЛЮДЬМИ

- Я очень плохо понимал жизнь. Я лет до тридцати очень плохо и неправильно оценивал людей. Жил в несколько прекраснодушном, внутреннем, интеллигентском мире. Родители были очень благородные люди. У нас все время кто-то ночевал. Мама все время кого-то спасала. Была идея, что надо помогать, надо делать и надо быть хорошим, что все люди делятся на своих и чужих. И я, конечно, мало что понимал в жизни. Когда я уже закончил университет и пошел работать, я навалял огромное количество ошибок! Ну такая была жизнь.

О РЕАКЦИИ РОДИТЕЛЕЙ НА ЕГО КАРЬЕРНЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ

- Успех пришел рано. Но я ужасно рад, что они увидели все-таки успех фильма «Такси-блюз», попали в Канны. В «Луна-парк» они у меня снимались, играли маленькие роли. Они были удивлены. Я писал сценарии, но они были… в сценарии должна быть прочность, чтобы любой дурак мог поставить. Вот Чехов написал — любой японец поставил. Это то, что выдерживает. Я писал какие-то хрупкие сценарии. Я мог бы так жить вечно и быть глубоко несчастным, неполноценным, не очень хорошим сценаристом.

ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

- Я вот думал, сейчас вообще есть интеллигенция или нет? Я продукт интеллигентского воспитания, посмотревший по-другому, во многом изменившийся, но тем не менее это сидит. Что такое был мир моих родителей и их друзей? Это были люди не столько благородные, а для которых идея советской власти была чужда. Они точно знали, что она неправильная. И это их объединяло. И я тоже жил в свете этой идеи. Сейчас нет никакой идеи. Интеллигенция всегда некоторым образом пытается полемизировать со властью. В России они по крайней мере отличаются от интеллектуалов, которые пусть занимаются буддизмом или сыроедением, черными дырами, а интеллигенция всегда в России с властью выясняет отношения, пытается ее вразумить и настаивает. За это ее порют, обижают всячески. Но тогда была некоторая идея! А сейчас нет идеи. Почему нет интеллигенции? Почему более старшему поколению нечего передать второму поколению? Где их символ веры? Против чего они и за что они?

(радиостанция «Серебряный дождь», эфир от 24.01.14)