О ХОРЕОГРАФИИ НА СЦЕНЕ

— Я обожаю синхронное движение, хоть оно и трудно дается. Я неуютно чувствую себя без балета. У меня не то что меньше танцоров не стало — стало больше. И хореографии больше. Это и есть жизнь. Это и есть сценическое пространство. Какие-то номера, драматические баллады например, исполняются без постороннего присутствия, просто в конусе света. Но жизнь мне дает движение, движение в группе.

О РАБОТЕ С ЮРИЕМ ЧЕРНАВСКИМ

— Знаете, спустя лет восемь после «Маргариты» у нас с Юрой Чернавским было еще две попытки выйти за рамки стереотипов, изменить меня и представления обо мне. В 1995 году это был альбом «По дороге в Голливуд», который я записывал в Лос-Анджелесе на студии A&M. А в 1996-м на Capitol Records мы записали альбом «Санта-Барбара». На них все звучало так, как мне нравится. Чернавский буквально клещами вытаскивал из меня тот звук, который он слышал в голове. Насколько он легок и обаятелен в обычной жизни, настолько деспотичен он в студии. Но он вытащил. Каких-то вещей до этих альбомов я о себе не знал. Они и по сей день звучат модно. И это никому не нужно. Я сделал фантастически сложное шоу «По дороге в Голливуд». Отсняли клип с американскими актерами и компьютерной графикой — его один раз прокрутили на «Муз-ТВ». Борис Краснов сделал декорации, в которых извергались вулканы и ломался хайвей. Публика сидела, вежливо хлопала и ждала, когда же будет «Светофор» с «Дельтапланом». Я подумал, что, может быть, еще не время, может быть, какие-то сложности мешают зрителям переключиться на такую музыку. Еще одна попытка, «Санта-Барбара»,— тоже мимо. Из 25 песен, из которых состояли эти два альбома, в концертах осталось, кажется, только «Танго разбитых сердец». Какой следует вывод? Публику не свернешь с избранного ею пути. Всякий артист, имеющий такой серьезный песенный багаж, не может не находиться в плену зрительских привязанностей. Больше половины зрителей покупают билеты для того, чтобы услышать то, что они хотят услышать.

Дело в правильных пропорциях. Желательно не обрушивать на них сразу 15 новых композиций, да еще таких, которые звучат не так, как с детства привыкло наше ушко. Я два года возил программу «По дороге в Голливуд» по стране. Два года меня терзало и изводило это непонимание, эти вежливые аплодисменты и крики «Дельтаплан!» в паузах. Я сломался. Я перестал возить эту программу и сделал более удобоваримый микс из старого и нового. Хочется за свою работу получать аплодисменты, и я стал их получать. Мне стало легче жить.

О СТАРЫХ ПЕСНЯХ

— Я их бросаю, я на них сержусь. А с «Дельтапланом» вообще странная история. Я ее записал в 1981 году на радио по настоянию редактора Джульетты Максимовой. Это был период, когда у меня в очередной раз с радио не складывались отношения. И она сказала: «Нужно записать такую песню, чтобы наше руководство увидело, что ты вокалист». До этого ведь что было? «Я сегодня диск-жокей», «Танец протуберанцев» — для начальства материальчик зубодробительный, прямо скажем. «Танец протуберанцев» — это ведь был первый случай цензуры в моей практике. Его выкинули из «Огонька» 1979 года. И вот в фильме «Родня» прозвучала инструментальная тема Эдуарда Артемьева. На нее подключили талантливого поэта Николая Зиновьева. Песня моментально раскрутилась на радио. А на концертах она была мне неинтересна. До самых 2000-х годов. Появились ремиксы на «Исчезли солнечные дни», «Светофор» и «Дельтаплан». И мне сказали: «Слушай, “Дельтаплан” в клубах крутят! Почему ты ее на концертах не поешь?» Сейчас мы уже, по-моему, шестую версию «Дельтаплана» играем. И из программы Раймонда Паулса далеко не все играется постоянно. Когда были концерты к 40-летию моей творческой деятельности, я «схватил» «Три минуты» Паулса. Она там пришлась очень кстати. Теперь вот взял «Кабаре». А буду ли петь «Светофор» — не знаю. Тяжело. Сейчас делаем такую «латинистую» версию «Исчезли солнечные дни».

МОГЛИ ЛИ ВКУСЫ НАШЕЙ ПУБЛИКИ БЫТЬ ДРУГИМИ?

— В условиях строжайшей цензуры — вряд ли. Здесь дело даже не только в западном лоске, который искоренялся «коршунами» товарища Лапина, председателя Гостелерадио. Существовал, например, список слов, которые не должны попадать в песенные тексты. Вот товарищ Лапин не любил, например, слово «миг». «Есть только миг…» проскочило, а дальше редакторы его стали отовсюду убирать. Это даже не идеология, это просто блажь. Так что ни о каком ином пути и речи не было. Вот и пожинаем плоды.

О КЛАССИКЕ НА ОТКРЫТИИ СОЧИНСКОЙ ОЛИМПИАДЫ

— Это был правильный выбор. Не потому, что нет достойных исполнителей, а потому, что петь нечего, нет достойной песни. Сейчас, наверное, не стоит углубляться в историю и выяснять, почему мы такие, а не какие-то другие. Когда тщательным образом из сознания вытравливались интересные гармонии, когда с детства людям прививались только самые тривиальные мелодические линии, как можно было прийти к разнообразию жанров и исполнителей? Это все результат нашего исторического развития. Социального и, как следствие, музыкального. Поэтому нет музыки, равной Queen, нет своих Bon Jovi.

О ГАСТРОЛЯХ В КРЫМУ

— Многие промоутеры, которые занимаются крымскими концертами, сейчас очень обеспокоены. Не факт, что гастроли вообще будут в этом году в Крыму… В Крыму я никогда не задумывался над тем, на Украине я или не на Украине. Прохождение таможни всегда вызывало у меня улыбку. Граница между Россией и Украиной никогда не казалась мне серьезной. Сунешь паспорт пограничнику — и все. То, что происходит сейчас, это самая настоящая трагедия. Просыпаешься и первым делом включаешь телевизор…

О БУДУЩЕМ АЛЬБОМЕ

— Думаю о нем. Хотелось бы записать его точно в границах какого-то жанра. Чернавский меня опять тащит в студию: «Старичок, я все-таки не ухожу от мысли сделать нечто, в чем ты выступил бы в образе такого Брайана Ферри, человека солидного, усталого, бывалого». Концепт очень привлекательный. Теперь надо вытащить из него мотивчики. Он ведь ненавидит сочинять песни, все делает прямо с ходу. Я говорю ему: «Юра, наиграй одним пальцем тему, пришли, чтобы мне было с чем работать. Я себя увереннее чувствовать буду». А он говорит: «Нет, интонации и мотивы должны рождаться в студии».

(Борис Барабанов, «Коммерсантъ», 19.03.14)