С ЧЕГО НАЧАЛАСЬ РАБОТА НАД ПРОЕКТОМ «ИЗ ЖИЗНИ ПЛАНЕТ»?

— Если быть до конца точным, началось с моей второй книги, которая еще не написана. Книга — про Москву в 1962-м году. Я шел по следу и, как это у меня бывает, придумал себе программу: посмотреть порядка четырехсот фильмов из той эпохи. И наших, и не наших. Начал смотреть — и обнаружил абсолютно удивительную вещь: если европейское и американское кино как-то масштабируется в современность, прорастает к нам через современных режиссеров, то наше — это такой заповедник, какого ни до, ни после не было. В эти фильмы было вкачено дикое количество воздуха — вот по-другому я это не могу назвать. И еще — если у них даже в самых добрых фильмах так или иначе все построено на конкуренции, то у нас — человеческая солидарность. Я, кстати, недавно летел в самолете и в газете немецкой прочитал интервью с человеком, который прожил 100 лет, то есть видел все и всех — и Кайзера, и Веймарскую республику, и Гитлера, и ГДР, и современность. И вот его спрашивают: слушайте, а что мы слили с потерей ГДР? А он отвечает: знаете, не смейтесь надо мной, но — человеческую солидарность. Вроде смешное слово, потасканное, некрасивое, но — вот она была, а теперь ее нет. Ну и, в общем, фильмы и контекст сделали свое дело. Когда я поехал в очередную хорватскую ссылку (Нестеров регулярно ездит в дом в Хорватии на берегу моря, чтобы сосредоточиться на творческом процессе. —  Прим. ред .) и начал что-то сочинять, перебирая струны, повалила киномузыка.

КАК ОН ПОНЯЛ, ЧТО ЭТО КИНОМУЗЫКА?

— Ну видно же, что это не песня. Песня — это куплет, припев, ла-ла-ла. А тут были какие-то темы. Я смотрю и думаю: ну это явно киномузыка. А потом думаю: ну хорошо, если эта музыка ко мне сама пришла, я ее нигде не стырил, раньше ее не было — значит, она из фильмов, которых тоже не было, из фильмов, которые не случились. Ну простая логика. Вот она у меня щелкнула — и дальше началось самое интересное…

О РАБОТЕ НАД ПРОЕКТОМ «ИЗ ЖИЗНИ ПЛАНЕТ»

— Ну, это же все росло внутри меня одновременно. Я расспрашивал, встречался с людьми, узнавал про фильмы, про героев — и все это как-то вместе складывалось. Я брал интервью у Митты, у Файта, у Рязанцевой, у Ясуловича, я ходил в гости к внуку Мотыля и добывал его архив — а параллельно мы в фойе нашего старого московского ДК, где «Снегири» сидят, разыгрывали какие-то темы с «Мегаполисом». И чем дальше, тем больше приходило понимание, что воплощать эту идею в стандартном музыкальном формате глупо и бессмысленно. Ну какой, нафиг, компакт-диск, даже двойной? Это все не то. Мне почему-то втемяшилась в голову такая идея, что ты читаешь сценарий неснятого фильма — и в нужный момент  возникает музыка, которая синхронизирована с чтением. И понятно, что это должен быть сайт. И мобильное приложение.

КАК РОЖДАЕТСЯ МУЗЫКА?

— Смотрите. «Снегири» сидят в старом советском ДК. Студия работает в коммерческом режиме, потому что надо выживать. У «Мегаполиса» там — только поздние вечера и ночь. И тогда мы придумали: а давайте устроим мобильную базу в фойе — огромном мраморном советском фойе. В чуланчике хранили колонки и мониторы, их на колесиках выкатывали, коммутировали — и начинали играть. И нет худа без добра: для этой музыки было крайне принципиально было записывать общую оркестровую волну. Конечно, можно было пойти по пути слепого педантизма: если этого инструмента тогда, в 60-е не существовало, значит, мы его не пишем. Но для нас было важно другое: чтобы музыка была, с одной стороны, современной, а с другой — чтобы она вписывалась в те фильмы, чтобы в ней был тот самый воздух. А это значит — нужна общая оркестровая волна. Мы не должны были звучать, как рок-бэнд. И за счет этого фойе, его стен, его гулкости мы смогли этот искомый воздух в музыке собрать.

О СХОДСТВЕ И РАЗЛИЧИИ СВОЕГО ЗАМЫСЛА С РАБОТОЙ CINEMATIC ORCHESTRA

— Ну конечно, я был на концертах Cinematic Orchestra, и я поклонник того, как они жестко относятся к записям. В сторону история: я впервые многое понял, когда мне исполнилось 50 лет, я был в Португалии, и у нас был заказан столик в Доме фаду. А там даже сцены нет — просто играют два музыканта, и по очереди выходят певцы и певицы. И когда вышла 80-летняя бабушка в тяжелой шали, пахнувшей духами, которых 40 лет не производят, и запела, у меня тут же рука нажала на телефоне на «запись». И тут подходит очень красивый пожилой человек и говорит: «Не снимай. В сердце больше унесешь». И все. Я в тот же вечер позвонил в Москву и сказал: концерт в Доме Музыки не снимает. Кому суждено, тому суждено. Никто из нас не слышал выступления Паганини, никто не смотрел на YouTube нашествие Наполеона и пожар Москвы, пророки запрещали за ними записывать. Это было в сторону. Так вот, к Cinematic Orchestra я отношусь с огромным уважением, но есть один нюанс. У нас все-таки не музыка к неснятым фильмам. У нас посвящение этим фильмам. Разница принципиальная. Музыка к неснятому фильму — это всегда лукавство: ведь кадр диктует музыку, а если нет кадра, кто ее будет диктовать? У нас взгляд совсем другой. Мы хотим через музыку попытаться увидеть непоставленный фильм — и потому музыка богаче, насыщеннее, чем если бы она была, если бы только обслуживала кадр.

ВДОХНОВЛЯЛА ЛИ ЕГО ЧУЖАЯ МУЗЫКА?

— Знаете, я после 50-ти дома слушаю только академическую музыку. Тонны винила покупаю на блошином рынке в Берлине — классика ведь стоит по евро, по два, а еще, если знать места у турков, у арабов, можно найти людей, которые целые коллекции целиком продают по цене стакана или телефона. Вот я все это и слушаю. У меня был малеровский период, был шопеновский, баховский. Последний год я слушаю фортепианные концерты Моцарта в исполнении Баренбойма с Лондонским оркестром. Старый такой LP-бокс, изданный EMI еще с собачкой и с граммофоном. Все, больше ничего с музыкальной точки зрения меня не питало.

О ВОЛНЕ ИНТЕРЕСА К ЭПОХЕ 60-Х, ОТРАЖЕННОЙ В СЕРИАЛЕ «ОТТЕПЕЛЬ»

— Когда мне друзья сказали, что появился сериал, я сначала охнул: представляете, я три года этим занимаюсь, и тут — сериал. Но потом обрадовался — во-первых, потому что Тодоровский, во-вторых, потому что понял, что говорить об этом нужно как можно больше. Тема-то до конца не изучена. Что такое 60-е для современного молодого человека? Ну вот как на открытии Олимпиады — стиляги-хипстеры, и все. А на самом-то деле, там бездна. А почему сейчас пошла волна… Ну, мне кажется, в нашей постсоветской истории мы очень быстро отжали карикатурные культурные клише. Капитализм, старые песни о главном, ретро, дискотека 80-х… Вот эта пена сошла, море успокоилось, и теперь можно увидеть камешки. А что же там еще было? Серьезное, хорошее, о чем мы до сих пор не знаем? Так масса интересного. И в 20-х годах — «Симфония гудков», мультихроматический строй, оптический синтез, что только не, — и в 60-х, конечно. Не только официантки в кружевных чепчиках там были, не только стиляги-хипстеры. И потому пошла поэзия с отыгрышем в 60-е, и снова Политех, и много чего другое. Ну и плюс, конечно, свобода и несвобода.

КАК БУДУТ ИСПОЛНЯТЬСЯ ПЕСНИ С ПРОЕКТА «ИЗ ЖИЗНИ ПЛАНЕТ»?

— Смотрите. На «Супертанго», который тоже во многом вырос из джемов, технология была такая – что-то пришло, мы потом научились это воспроизводить и переписали в студии. За одним исключением: песню «Ангел» переписать не получилось, она не давалась, ускользала, в итоге я просто порезал изначальный сейшен и поставил в альбом эту версию. Я думаю, так вышло из-за изначальной задачи, которую я ставил музыкантам, — небесный рапид; заснуть, сыграть и проснуть. И я подумал, что в моем новом проекте большинство музыки должно быть записано именно так. Когда никто не понимает, что происходит, ничего не ждет и ни от чего не зависит. Большинство номеров на «Из жизни планет» — это абсолютно свободное хождение, разыгрывание. И на концертах они у нас тоже будут иметь свободный график. Это другая музыка — как джаз: есть тема и какие-то вариации. Хотя какие-то вещи все равно приняли жесткую форму. А какие-то не приняли. И хорошо, что не приняли.

О ТЕКСТАХ «ИЗ ЖИЗНИ ПЛАНЕТ»

— Тексты все мои, и приходили они самым таинственным образом. Часть — просто во время импровизации: вот мы играли, и я от начала до конца вдруг проговаривал текст; потом оставалось только подчистить фонемы, и оказывалось, что это из какого-то из наших фильмов. Собственно, ровно с первой вещью, «Из жизни планет», так и было, тогда же у меня и название сложилось. Часть текстов была придумана специально, под готовую музыку — я слушал ее и расшифровывал не только звук, но и слова. Но есть же и несколько песен — там все писалось вполне по канонам.

О ПЕРСПЕКТИВАХ «ИЗ ЖИНИ ПЛАНЕТ»

— Да, это в своем роде сектантство. И для меня это осознанный, серьезный выбор. Это музыка с достаточно низким горизонтом событий, цитируя Брайана Ино, она атмосферна, она в меру психоделична, она возбуждает фантазию и интерес, это музыка для не короткого внимания. Всегда находятся артисты, которые перестают записывать себя на цифру, а записывают на аналоговые магнитофоны, выискивают старые гитары и так далее. Всегда находятся люди, которые ездят на велосипедах, смотрят диафильмы, читают старые книги и так далее. Это и есть сектантство. Но поскольку я ни от кого не завишу — ну, должен кому-то денег, но я отдам, — я не боюсь. Это музыка, которая не рассчитана на то, что она будет потребляться только сегодня, а завтра умрет. Я предполагаю, что у нее все-таки долгая судьба, к ней будут возвращаться, ее будут переслушивать, потому что это настоящая игра. Там исполнения минимум. Это все резонирует, приглашает к сотворчеству, это нескучно, ты всегда находишь что-то новое. Мне нравится заниматься долгим вниманием, я бы вступил в партию медленного сейчас, в которой, мне кажется, Брайан Ино тоже состоит.

О НОВОМ ФОРМАТЕ МУЗЫКИ

— Да, я уверен на 100 процентов, что новый формат, в котором музыка будет преподноситься, – это аппликейшн. Он может дать игру, исследование, загадку, ощущение сопричастности. И на планшете, и в телефоне любой музыкант может скоммуницироваться со слушателем, пригласить его к соучастию. Просто альбом — это хорошо, но когда ты показываешь, как музыка рождается, почему она такая, чему посвящена… Это все мифы, которые раньше раздавались журналистам, но поиграть в них было нельзя. Это всегда было за кадром, такой алтарь, в который вход простым смертным запрещен. А тут дистанция сокращается. Если бы этого не было, как бы я потом рассказывал про Шпаликова, про Мотыля, про Китайского? Собрал бы пресс-конференцию, дал бы интервью, которое прочитали бы завтра и послезавтра забыли, ничего не поняв. А тут ты можешь показать подноготную. В этом смысле мы живем в потрясающее время. Для меня этот проект в какой-то момент перестал быть сугубо музыкальным. Это такая эстафетная палочка от тех 20-летних — нынешним. Делайте свое дело и ничего не бойтесь. Если в те времена это было возможно, значит, возможно и сейчас. «Все дело не в СССР, а в собственном несовершенстве», — гениальная цитата Шпаликова, которую можно повесить каждому художнику на стену. Шестидесятники были мостом между тем, что было до революции, и теми, кто пришел потом. А теперь мы обязаны построить новый мост — чтобы все богатство римской империи не было растаскано воронами. 

(Александр Горбачев, «Афиша-Волна», 04.04.14)