Михаил Козырев, генеральный продюсер «Нашего радио» (1998-2005):   «Запуская «Наше радио», мы пытались понять, удовлетворяет ли человека, который хочет послушать русскую музыку, «Русское радио». Было очевидно, что не удовлетворяет. Вкусы у людей очень разные, поэтому мы максимально широко развернули сеть, в которую стали ловить музыку, — от групп «Гости из будущего» и Hi-Fi до Леонида Агутина и Михея и Джуманджи (об этом можно судить по сборнику «Нашествие, шаг первый»). Все, что мы пробовали, слушателями неизбежно посылалось с высокой горы. Нам приходилось выбирать, что важнее оставить в эфире — электронный ремикс «Гостей из будущего» или полубардовские песни Константина Никольского. Константин Никольский всегда выигрывал. Может быть, это объяснялось тем, что поп-музыку можно было услышать на «Европе +» или на «Русском радио», а другой край больше никто не крутил, поэтому люди выбирали наиболее характерные для рок-формата вещего. «Калинов мост», «Пикник», «Крематорий» — этого же всего нигде не было. До «Нашего» рок-музыка не могла собрать существенных площадок нигде в медийном пространстве, кроме «Максимума». Вот почему с появлением «Нашего» такая волна поднялась: стало ясно, куда нести музыку. <…> Если бы с самого начала нами частично не владели американцы параллельно с Березовским, нам было бы гораздо легче. Для Березовского «Наше радио» было игрушкой: какие там доходы от радио, если у него есть «Первый канал»! Радиостанция была ему нужна только как сфера влияния: ему стратегически важно было получить Руперта Мердока в качестве своего партнера. Ну а американцы привыкли к тому, что если есть бизнес, то он должен приносить деньги. Если бы на кону были бы мои собственные деньги, я бы рисковал гораздо больше, но я должен был каждый год показывать цифры доходов и цифры рейтингов, обещать, что в этом году мы выйдем в ноль, а в том заработаем прибыль... Это не значит, что я шел против себя: все песни, которые на «Нашем радио» звучали, я мог слушать. Перед богом клянусь, что всем, кто делал что-то приемлемое, я старался давать возможность высказаться. <…> Мой уход был связан с тем, что цифры рейтингов перестали расти. Моя вполне обоснованная позиция была такой: любой человек, который теоретически может слушать «Наше радио», его уже слушает. Инвесторов это не убеждало, потому что с каждым годом станций становилось больше, а рынок рекламный не рос с такой скоростью. Я предлагал: давайте мы эти деньги будем добирать не рекламой — вот у нас есть диски, вот фестиваль, вот еще один фестиваль, вот фестивали в разных городах, давайте телепрограммы еще продюсировать. Придумали «Неголубой огонек», «Новогоднюю ночь с Олегом Меньшиковым» — это все деньги, которые приносила наша творческая команда. Но их этот вариант не устроил. Что было после моего ухода — не хочется никого обижать, но цифры говорят сами за себя».

Юрий «Близорукий» Сапрыкин, ведущий «Нашего радио» (1998-2003): «Сначала речи о том, что «Наше радио» это радиостанция каких-то валяющихся в грязи рокеров, вообще не было. Там перемешаны были Кристина Орбакайте с группой «Телевизор», Леонид Агутин со «Звуками Му», а группа «Ария» была представлена разве что песней «Улица роз» раз в пятилетку. Как сказал в свое время Илья Осколков-Ценципер, для успеха радио достаточно через каждые две песни крутить группу «Кино» — тогда это воспринималось не то что как откровение, а просто ничего подобного не было. <…> В Москве тогда были взрывы домов, шла Вторая чеченская, при этом, все еще можно было спокойно обсуждать в довольно легкомысленном, а то и резком тоне. Нам нужно было все время придумывать какой-то конфликт, а поскольку Панюшкина с его либерального пути было уже не свернуть, я часто играл роль такого государственника. Путин тогда был не тем, что Путин сейчас, и эту позицию мне было занимать несколько проще, тем не менее в большей степени это была игра. Потом был «Курск», который совпал по времени с первым «Нашествием» и после того, что мы кричали об этом в эфире (тут уж мне никакой государственнической позиции не удалось занимать), к нам пришел программный директор и сказал: знаете, у нас у всех сегментов рейтинги растут а у вас нет, мы вас закрываем. У Березовского в этот момент настали большие неприятности на «Первом канале»; как впоследствии стало понятно, это был период его разрыва с Путиным — нас просто задело осколком шрапнели от этого взрыва. Я абсолютно уверен, что Мише никто не звонил, но в историю про то, что у нас рейтинги не росли, я не верю ни секунды. На месте «Клиники» возникло развлекательное шоу «Красавица и чудовище», которое мы делали с Людой Стрельцовой, но степень свободы там была совершенно иной, и стало понятно, что от политической тематики станция отчетливо ушла, и это было для меня более болезненно, чем появление в эфире «Короля и шута».

Антон Чернин, сценарист и продюсер передач (1999-2009): «В начале 2007 года пришел новый программный директор Олег Хлебников. Мы сперва дружили, потом уживались, потом перестали друг друга выносить, и в марте 2009-го я ушел. Контент радиостанции меняться перестал, и это раздражало больше всего: за два этих года в эфире не появилось ни одной новой группы, кроме «После 11» — и то нам ее уже когда-то приносили в программу «Оно вам надо». При том, что как раз тогда начала подниматься новая сцена — и, став в 2008 арт-директором клуба IKRA, я прекрасно об этом знал! И ведь ладно бы Олег не разбирался в музыке (мало ли мы знаем таких программников) — но на самом деле у него колоссальная музыкальная эрудиция (своеобразно сочетающаяся с его брутальной внешностью), и сейчас у него на «Максимуме» очень четко представлен весь британский инди. А тогда все время хотелось спросить его: если ты столько всего знаешь, почему ты ничего не пропускаешь? Но генпродюсера Мишу Зотова новая линия Олега полностью устраивала: рейтинги растут (еще-бы, на одних-то «голдах»!),  деньги идут и от рекламы, и от sms-игрушек... Только реклама обвалилась в 2008-м, как и у всех, а sms-игры посыпались после моего ухода. Их, как оказалось, тоже надо уметь делать. И новую музыку нужно ставить, чтобы привлекать новую аудиторию. И находить эту новую музыку тоже надо уметь».

Филипп Галкин, программный директор «Нашего радио» (1998-2007, 2010-2011): «Период увольнения Михаила Козырева (февраль 2005-го) был для меня одним из самых тяжелых и в работе, и в жизни. Козырев был человеком, который привел меня на радио, многому меня научил, я ему за это всегда буду благодарен. На место Козырева пришел Михаил Зотов, который ранее работал директором по маркетингу — американцы из News Corp. посчитали, что именно он должен возглавить холдинг. Я к Зотову относился с уважением, но мне с работать нравилось гораздо меньше. Я постоянно чувствовал дискомфорт. Интерес к работе пропал. Да и не только у меня. <…> В какой-то момент мне стало совсем неинтересно отвечать за эфир. Я поработал замом гендиректора по региональному развитию радиостанции, после чего ушел. В 2010-м году холдинг, которым владела радиостанция Rock FM, где я трудился программным директором, объединился с холдингом, куда входило «Наше». Образовался «Мультмедиахолдинг», и меня попросили вернуться в руководство «НР». Честно говоря, радиостанция досталась мне в плачевном состоянии: полный ужас творился в новом офисе со студиями — оборудование старое, гипсокартоновые стены, провода на полу… К тому же офис находился за МКАДом на Новорижском шоссе. Принцип работы с эфиром был таким — если увольнялся какой-нибудь продюсер, то его рубрики прекращали существование в эфире, а эфирные программы становились короче за счет этих самых рубрик. Гениально просто придумано! Нетрудно догадаться, что творческий коллектив был очень слабым. К тому же холдинг покинул Михаил Зотов, а вместе с ним ушла команда, включая утреннее «Шызгара-шоу»: Оля Максимова, Коля Маклауд, Александр Бон, Игорь Паньков.

Семен Чайка, программный директор «Нашего радио» (2013-2014): «Меня уговаривали прийти на «Наше радио» месяца три: просили поменять систему, избавиться от большого количества повторов и старого материала. Я понимал, что за годы радиостанция закостенела и проще создать что-то новое, чем менять старое, но в результате согласился. Первое, что я сделал — отменил так называемые редакционные худсоветы, потому что из шести человек на них один я был за обновление формата, и все молодые исполнители, не похожие на старых, отметались большинством голосов. Я убрал и онлайн-тестирование, когда слушатели должны были голосовать за песни, которые некоторое время побыли в эфире: многие их просто еще не слышали и поэтому голосовали против.

Когда я пришел на радиостанцию, там было 32 форматообразующих коллектива: можно было выключить радио в 2006 году, включить в 2010-м — и услышать все то же самое. Станция практически не росла в рейтингах, задолго до моего прихода закрылось множество филиалов в регионах, потому что людям надоедало слушать одно и то же, и они уходили, а такого притока новой аудитории, как в Москве, там не было.  Менять формат я начал с того, что добавил в эфир новые и малоизвестные группы, по звучанию похожие на то, что уже звучало на «Нашем». Например, если «Ленинград» звучал на радиостанции 10 раз в день, то три из них я начал ставить вместо него Distemper. То есть общее звучание эфира при этом не слишком изменилось — кто-то подумал, что это новые песни «Ленинграда», кто-то заинтересовался. Таким образом я ввел групп двенадцать, в том числе «Стимфонию», «Клинику» вместо «Арии», Patrick Cash с их «Румбой» вместо «Мумий Тролля». Дальше я ввел программу «Будем знакомиться», в которой каждая новая песня появлялась с каким-то комментарием. В «Чартовой дюжине» я стал ставить не две, а четыре новинки каждую неделю. Отменив онлайн-тестирования, я не выкидывал новые песни из эфира, а продолжал крутить. Таким образом я раскрутил группу Сasual, которая стала победителем премии «Чартова дюжина», поднялись группы «Гильза», «ДМЦ», народ стал их воспринимать. Еще у меня была собственная программа «Живые», куда приходили такие группы, как Theodor Bastard, Cardio Beat, «Серебряная свадьба». С их помощью них я хотел привести в эфир молодую публику, которая сидит «ВКонтакте». В итоге рейтинги росли с июля по октябрь, а с ноября стали падать. Дело в том, что в это время на радиостанцию пришел новый консультант Алекс Абишев, русский австралиец, и предложил проект «Роктябрь»: каждый день месяца должен был быть посвящен одной форматообразующей группе. Таким образом, когда на радиостанцию начала возвращаться покинувшая ее аудитория, она вдруг получила месяц старья. Я не знаю, какие были резоны у консультанта, он австралиец, работал в Европе и не понимает менталитета русской аудитории и непопсовой музыки: почему люди это слушают, почему важен текст. Но мне было приказано следовать его советам. Следующим его проектом стали 500 лучших песен за всю историю «Нашего радио», мы сделали его в январе, тем самым подкормив падение рейтингов. В итоге новый генеральный директор Сергей Афанасьев устроил панику и потребовал все вернуть обратно. Теперь у станции формат семилетней давности, на ней крутится в общей сложности 600 песен. Появился новый слоган: «Играем то, что надо». Я, конечно, по этому поводу повеселился, потому что совершенно непонятно — что надо, кому надо? Как до моего прихода на «Наше радио» мне говорили, что это унылое говно, так станция теперь снова им и стала. Я, конечно, в этот момент ушел».

(Марина Зенкина, «Афиша-Волна», 17.06.14)