О ПРЕДЛОЖЕНИИ ВОЗГЛАВИТЬ ОПЕРНУЮ ТРУППУ МИХАЙЛОВСКОГО ТЕАТРА

— Это не было сюрпризом. Возможность моей работы в Михайловском театре в качестве руководителя оперной труппы обдумывалась много лет. Когда Елена Образцова возглавляла оперу, она хотела, чтобы я занимался с певцами. <...>

Михайловский театр — это мой сегодняшний сознательный выбор. Мое сотрудничество с мистером Кехманом и Михайловским длится уже больше 5 лет. Когда я пришел туда впервые, я почувствовал прекрасное отношение и певцов, и всей команды ко мне. Если бы не было этого чувства, я никогда не согласился бы возглавить труппу. Я хорошо себя чувствую в этом театре, я там счастлив. Это очень важно. Я испытываю огромное духовное родство с людьми, работающими там.

ОБ ОСНОВНЫХ ЗАДАЧАХ НА ПОСТУ РУКОВОДИТЕЛЯ

— Их несколько. Прежде всего эта должность обязывает следить за текущим и будущим репертуаром. С художественным руководителем Владимиром Кехманом и управляющей оперной труппой Ольгой Капаниной мы будем вместе выбирать спектакли, в которых артисты Михайловского театра смогут выглядеть наиболее выигрышно. Мы также будем принимать решения о приглашении солистов международных оперных компаний. Я уверен, что нам удастся сформировать репертуар, который поможет театру активно развиваться.

Второй важный момент — работа с замечательными певцами Михайловского. Мне очень нравится преподавать, я постоянно даю мастер-классы по всему миру. И я считаю, что русские певцы — лучшие, у них фантастическая экспрессия.

О ПАРТИИ ЛЕНСКОГО В «ЕВГЕНИИ ОНЕГИНЕ»

— Пожалуй, это одна из любимейших моих ролей, несмотря на то что она небольшая, если сравнивать, например, с партией Германа в «Пиковой даме». Но Чайковский писал ее для молодого тенора: это пышущий энергией и любовью мальчик. Я думаю, что уже слегка староват для Ленского, поэтому не хочу возвращаться к этой партии. Но я приложу все усилия, чтобы помочь молодым певцам исполнять ее.

Месяц назад перед тем, как выступить в спектакле «Паяцы» в Михайловском, я поехал в Большой театр и проводил там мастер-класс с участниками их молодежной программы. Это очень хорошая программа, в которой задействованы талантливые исполнители. Все теноры, с которыми я работал, показывали мне партию Ленского, а также Герцога из «Риголетто» Верди. Каждому из них я старался передать всё, чему сам когда-то научился. Молодые певцы с прекрасными голосами не вызывают у меня ни малейшего чувства зависти, поэтому я с легкостью раскрываю им все свои секреты, чтобы они стали петь еще лучше.

О ВЛИЯНИИ ОТЦА НА ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ

— У меня не было никаких проблем. Трудности были в отношениях дедушки с отцом. Мой дедушка был баритоном, имел очень хороший голос — я слышал только записи, потому что дедушка умер, когда мне было всего два года. Но отец пел просто гениально, и дедушка завидовал ему. <...>

Отец учил меня петь, и самое главное, что я перенял от него — это особое отношение к звуку, необходимость соединять в звуке сердце и разум. Я также обучался пению в канторской школе. Я понял, что существующий там уклад жизни мне не подходит: у меня были длинные волосы, я не хотел носить канторскую одежду. Мне не нравилось, когда меня заставляли одеваться, как мой отец.

Для меня было загадкой, почему мне так не нравится одежда кантора. Мое отношение изменилось, когда я стал петь партию Элеазара в опере «Иудейка». В каком бы театре я ни выступал, я всегда дополняю костюм талит гадолем (еврейское молитвенное облачение. — «Известия»), принадлежавшим моему отцу. Перед выходом на сцену я обращаюсь к нему, говорю: «Я нуждаюсь в тебе, пожалуйста, приди ко мне». Конечно, он не может ответить мне, но я чувствую его, и это дает мне силы. Мой отец — это ключ к моей карьере.

(Ольга Завьялова, «Известия», 07.05.15)