ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ СЕБЯ

- Я не люблю, когда меня называют бардом, объясняя: бард – тот, кто сам сочиняет и сам поет. Тогда Леннона и Маккартни тоже можно считать бардами. Я на самом деле – профессиональный музыкант, и пишу музыку в разных жанрах. Вальс-бостон – это джазовая композиция. Казачья песня – фольклорная стилизация, и так далее. Когда меня очень достала «вокально-инструментальная культура» советского периода, я ушел в жанр той песни, которую можно было исполнять самому под гитару. И я никогда не забывал музыки, с которой начинал и которую люблю. Может быть потому, что я – один из немногих певцов, кто играет на музыкальных инструментах.

О КАЧЕСТВЕ МУЗЫКИ

- Сегодня я устал от огромного количества недомузыкальных поделок, от компьютеризации музыки. Многие - на одной и той же аранжировке, на одних и тех же вокальных тембрах. Да, есть, модная музыка. Против нее я ничего не имею. У каждого поколения своя модная музыка. Для моих родителей модная музыка – фокстрот и танго. У меня – шейки, твисты. Сегодня – рэп и кислота. Завтра пусть будет хоть ангидрид. Но для меня главное – живое творчество. Для меня в музыке мысль – это мелодия. А если песня – то еще и стихи. В начале моей карьеры, лично для меня, как и всего моего поколения было две главные темы: война и любовь. Но хороших песен о любви не может быть много, хотя это чувство известно каждому человеку. Если писать про любовь «дежурно», лишь потому, что так надо – хорошо не получится. Потому что надо свою душу вывернуть наизнанку, чтобы выражение этого чувства дошло до каждого человека. И каждая песня о любви должна иметь поэтическое и музыкальное обоснование.

О НОВОМ АЛЬБОМЕ

- В своем новом альбоме я не являюсь новым Розенбаумом. Потому что новое – это всегда хорошо забытое старое. Мои вкусы не всегда совпадают со вкусами моих слушателей, но я их, слушателей, понимаю. Например, кто-то из них привык, когда «Вальс-бостон» поется под гитару, и другого варианта исполнения человек уже не признают. Хотя я ее создавал как джазовую композицию, и она прямо-таки «просилась» под аккомпанемент оркестра. Время идет, и многое меняется. Это не значит, что я подделываюсь под вкусы очередного молодого поколения. Но с годами ведь и я сам меняюсь. Для аналогии я часто привожу пример с футбольным мячом. До моего появления на свет во дворах играли тряпичными. В годы моего детства – кожаными, но со «злодейской» шнуровкой, которая больно била по голове. Теперь мячи делают из самых современных материалов. Но мысль футбольной игры всегда должна оставаться на высоте. В начале моей артистической карьеры я в основном пел под гитару. Но когда в 1982 я сел за рояль и старался играть довольно сложные, с точки зрения исполнения, произведения, многие слушатели «шугались» этого. Но потом привыкли, и порой даже спрашивали: а где рояль?

Похожая история и с моими стихами. Когда я начал их читать со сцены, многих это удивило. Кто-то пришел услышать «Гоп-стоп» … афганцы – «Черный тюльпан», девушки – «Ау-ау». А тут я им читаю нечто совсем из другого жанра. Я не люблю, когда писатели и артисты говорят: «надо воспитывать публику». Нет, воспитывать должны папа и мама – каждого из этой публики. А лично я хочу публику лишь приучать, что я не стою на месте.

О СВОЕЙ АУДИТОРИИ

- Сегодня в зале ¾ - люди до 35 лет, хотя я не пишу специально для молодых. Меня это безумно радует, как гражданина: ведь это – тяга к нашему родному языку, к нашим общим проблемам. Молодежь понимает, что в сфере музыки «конюшня» (то есть танцы) - хорошая вещь, но далеко не главная. Хотя на мои концерты и 80-летние приходят. Многие мои ровесники ушли — если не из своей жизни, то из моей аудитории. Да, кто-то – из разочарования во мне, но больше все-таки по другим причинам: ведь люди моего поколения слишком ограничены своими малыми доходами и большими заботами, а также здоровьем.

(Георгий Настенко, «Труд», 23.12.15)