ЧЕМ СЕЙЧАС ЗАНИМАЕТСЯ?

— Ведущим я сейчас не работаю. Занимаюсь только производством кино и сериалов. А день мой обычно начинается в 8.30. Через час выезжаю из дома и пытаюсь вернуться к семи вечера, чтобы поужинать вместе с семьей. И иногда это удается (улыбается). А внутри дня — либо съемки, либо монтаж, либо озвучка, либо кастинги, либо работа со сценаристами, либо переговоры с каналами.

ВЫСТУПАЕТ ЛИ В РОЛИ КАСТИНГ-ДИРЕКТОРА?

— Нет-нет! Я не кастинг-директор. Он приходит и делает свою работу. Но его основная задача — подобрать актеров определенного возраста, конкретного амплуа. После чего я, продюсер, вместе с режиссером отсеиваю кандидатуры. Пытаюсь не давить, но иногда приходится. Однако в итоге ни один режиссер, который со мной работал, не пожалел о выборе. То же самое и со сценаристами. Я как шоураннер их направляю. У нас, кстати, в отличие от Америки нет такой должности. Шоураннер — это именно тот, кто во все время влезает в производство и который отвечает за конечный результат.

БЫВАЕТ ЛИ ЭЙФОРИЯ ОТ УСПЕХА?

— «Эйфория» — все-таки не мое слово. Прежде всего потому, что мне ничего не давалось легко. Хотя было, было похожее ощущение — после выхода сериала «Обратная сторона Луны», — когда вдруг оказалось, что проект всем интересен. Зрители посмотрели первые две-три серии. Я к тому времени даже цифры еще не знал, но успех как бы витал в воздухе. Зашло! Стали звонить знакомые, говорить какие-то слова. Не зря мучились, не зря.

ПОЧЕМУ С ТЕЛЕЭКРАНОВ ИСЧЕЗЛА ПАРОДИЯ?

— Вы просто, значит, не смотрите телевизор. Хотя я тоже его мало смотрю… Но на Первом канале идет программа «Точь-в-точь», на «России» — «Один в один». Беспрерывно… Мы сняли около 60 выпусков «Большой разницы». Проект пришел к тому моменту, когда и я, и Первый канал были готовы закрыть шоу. Обоюдное решение. Аудитория и канал ограничивали количество тем, а в десятый раз делать пародию на Филиппа Киркорова нам было неинтересно. Появилась усталость и у актерской труппы. У артистов было два контракта. Один — на участие в программе «Большая разница», второй — на участие в агентстве компании «Среда», которое предлагало их для съемок в кино и сериалах. И основное недовольство было именно в том, что артистов, которых я вспоминаю с огромной теплотой и до сих пор очень люблю, никуда не берут. Именно потому, что мы их якобы неправильно предлагаем (разводит руками). К слову, те зачинщики так называемого мятежа как не снимались в кино и сериалах, так и не снимаются. А часть актеров, вышедших из «Большой разницы», действительно добилась большего. Сережа Бурунов, Нонна Гришаева, Александр Олешко. Они, собственно, и не участвовали в «мятежах» и всегда оставались востребованными. Жаль, конечно, что актеры искали причину своих неудач в продюсерах, в людях, которые для них работали.

ДОЛЖНЫ ЛИ ПРОДЮСЕРЫ БЫТЬ ПУБЛИЧНЫМИ ЛЮДЬМИ?

— Совсем необязательно. Я не знаю наверняка, но мне кажется, что далеко не всех американских продюсеров знают в лицо. Не считаю, что это преимущество… Первое время это вообще вызывало удивление — после моего-то 12-летнего участия в кабаре-дуэте «Академия»… С 2000 года по 2007-й я вел программы на разных каналах, пошел работать на телевидение. Производил, создавал, был частью руководства. Все мои проекты были так или иначе связаны с юмором, импровизацией, пародиями. А тут вдруг — сериалы, причем драматичные, серьезные. И вот — первый сериал. И — удача! У меня в голове до сих пор сидит замечательная фраза Константина Эрнста: «У телевидения нет вчерашних успехов, есть только сегодняшние»… Я хочу, чтобы, когда Саша и Миша вырастут, они посмотрели мои проекты и сказали: «Папа, а мы и не знали, что ты такой крутой». А так они сейчас толком и не понимают, куда папа каждый день утром уезжает.

КАКОЙ ОН ОТЕЦ?

— Порой я сильно переживаю и сам себя корю, когда лишний раз позволяю себе шикнуть или прикрикнуть на ребенка, который капризничает. И, конечно, нужно вытряхивать из головы груз дня сегодняшнего. Точно знаю: не всегда это делаю. Это мой прокол. Семья — территория, на которую работа не имеет права заходить. Хотя она все равно лезет через эсэмэски, через почту, через оперативную информацию. У нас нет выходных. Коллеги знают, что три дня могу никого не трогать, после чего в три часа ночи пришлю смс-сообщение, не требующее срочного ответа. Но мне нужно эту мысль отдать, избавиться от нее, потому что боюсь забыть.

(Михаил Рябиков, «Телепрограмма», 22.03.16)