О СЕРИАЛЕ ПРО НАШИ ДНИ

– Я бы, безусловно, нашел что снять и про наши дни. Не знаю, насколько этот сериал был бы рейтинговый. Рейтинговый и хороший – это иногда разные вещи, но иногда они и совпадают.

У "Оттепели" был хороший рейтинг, но не какой-то зашкаливающий. Сериал про наши дни можно было бы снять, но все-таки при условии какой-то дистанции. Трудно снимать про время, если ты в нем находишься. Но вообще, я как продюсер, например, сейчас занимаюсь проектом, который называется "Садовое кольцо". И это достаточно откровенный рассказ про наше время. Во всяком случае люди и коллизии, в которых они находятся, вполне сегодняшние.

ОБ ИДЕЕ СЕРИАЛА

– Хороший сериал – это всегда какой-то срез. Я сделал бы героями политиков.

Да, уже снял "Оттепель". И все-таки я его снял про то, что я более-менее знаю. Но почему бы не снять и про политиков? Мы же с вами говорим не о том, что нам разрешат снять или не разрешат. И не о том, покажут этот сериал, или не покажут. А про что хотелось бы. Вот мне хотелось бы, конечно, про политиков. Мир политики – это белое пятно на карте наших сериалов. Этот мир пока закрытый. Возможно, он еще долго будет закрытым. Но когда-нибудь и такое будет снято. Хотя, если говорить про время, то сейчас нужно срочно снимать сериал про девяностые. Дистанция уже есть хорошая – двадцать пять лет прошло.

О 90-Х

– Нет-нет. Про девяностые не было снято ни одного сериала. Я имею в виду не сериалы, действия которых происходят в девяностые. Таких действительно масса. Но про девяностые как эпоху, как попытку осмысления, как портреты людей с их надеждами, мечтами, разочарованиями – такого нет. Нет эпохальной картины, в которой девяностые были бы не просто фоном, а сутью. И про это давно пора снять. Я стараюсь это сделать. Я постоянно придумываю проекты про это, но пока не получается хорошо написать. Ведь надо, по сути, написать роман, чтобы сделать сериал.

О НОСТАЛЬГИИ В «ОТТЕПЕЛИ»

– Нет, это не ностальгия. Это любовь к людям, которых я застал. Это не отношение ко времени, это отношение к людям. Я маленьким сидел у них на коленях, я слушал их шутки, я видел их тусовки, слышал пение под гитару. Я знаю про их страсти, разводы, женитьбы. И я хотел про них рассказать. В свое время Мэттью Вайнер, который делал сериал Mad Men, сказал мне: "Мой папа был рекламным агентом на Манхеттене. Я сидел дома и все время слушал разговоры отца. Про что мне еще снимать? Про папу и его друзей". Вайнер меня и подтолкнул к этому. Он спросил меня, кем был мой отец. Я ответил, что оператором. Так вот и снимай про оператора! Это нормальная американская история, когда надо делать про то, что ты знаешь. Но это совершенно не значит, что я купаюсь в ностальгии и думаю о том, что тогда было "ах", а сегодня не "ах". Следующий свой сериал как режиссер я бы точно снимал про девяностые. Это еще одно время, которое я хорошо знаю. А дальше я бы снял про современность.

О РОССИЙСКОЙ КИНОИНДУСТРИИ

– Потому что наша глобальная проблема в кино заключается в том, что у нас нет людей. У нас тотальный кадровый голод в индустрии. Нет у нас людей, которые готовы на высоком уровне снимать и писать. В России сериал всегда можешь сделать только ты, потому что у тебя уже один раз получилось. И больше – никто.

Понимаете, у нас есть талантливые люди, которые могут сделать что-то свое. Но подхватить чужое – а это отдельная профессия – не может никто. Сделать хорошо то, что не ты придумал (а кто-то другой), и не выпасть при этом из стилистики, не выпасть из уже созданного мира – у нас не может никто. Я не знаю таких людей. Честное слово. Сейчас в моей компании Алексей Попогребский снимает замечательный сериал. Но он снимает свой сериал. Знамя и эстафету он ни у кого не подхватил. Скажи ему: "Давай-ка, Леша, ты за кем-нибудь продолжи". Он, скорее всего, не захочет, потому что обидится. Если вдруг представить себе невероятное и он согласится, то все равно постарается сделать все по-другому, потому что он художник. Культуры профессиональных ремесленников у нас нет. Если бы я мог кому-то передать "Оттепель" и остаться в качестве продюсера, конечно, я бы давно так сделал.

О ВТОРОМ СЕЗОНЕ «ОТТЕПЕЛИ»

– Он у меня уже придуман! Мы со сценаристами имеем концепцию, она записана на восьми страницах. Там есть о чем еще рассказывать. И герои не исчерпаны. И обстоятельства этого мира не исчерпаны. Второй сезон должен был бы быть про то, как оттепель начинает сжиматься. Эта история была бы про то, как прекрасный мир заканчивается… Вот вы спросили про ностальгию. Я еще хочу пояснить, в чем тут дело. Смотрите, у нас ведь такая страна, что куда ни ткни, всюду неотрефлексированные периоды жизни. В Америке кино с их достаточно скромной историей снято вообще про все. В Америке кино снято даже про того журналиста, который записал то интервью с Никсоном, после которого случился Уотергейт.

О СЕРИАЛЬНОМ ЗАМЕЩЕНИИ

– Меня это не смущает. Меня это дико радует. Сериалы в значительной степени заместили кино. Это некий объективный процесс. Я общаюсь с американскими кинематографистами, они мне говорят, что сегодня невозможно снять "Таксиста" Скорсезе, сегодня не дали бы снять даже "Крестного отца", потому что из кино ушла драма, потому что люди в кинотеатры на это не ходят. Великое американское кино, например, семидесятых, сегодня невозможно. Но большие серьезные драматические истории при этом остались висеть в воздухе. Они не могли испариться. Поэтому переместились в сериалы.

О МАТЕ

– Я бы сказал, что мат в итоге идеально и изящно запикали. Не запикали, а на одну тысячную долю секунды убрали первые звуки в словах. Если человек говорит "**лядь", то получается "****ядь". Не было никаких пиков вместо слова. Но было все понятно. Так что мне грех жаловаться. Все, что я хотел, то в сериал и вошло. Никто меня не трогал. Значит, не было цензуры. Правда, важно отметить, что это было три года назад. У нас ведь каждый год – новое время. Сейчас все могло бы быть по-другому.

ОБ ОБЩЕСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

– Я не люблю трибуны. Это не является частью моей природы. Я не хочу стоять на баррикадах и призывать кого-то к чему-то.

В 91-м я приехал к Белому дому, когда на улице танки появились. Потому что тогда нельзя было не приехать. Я это понимал. Но сейчас я не вижу себя в этом. Кроме того, сейчас я вижу такую степень раскола в обществе, что я просто не могу быть полезен ни тем, ни другим. И мне не кажется, что я должен в этом вариться. Есть и третий момент. Я много раз видел в своей жизни, как вполне талантливые и интересные люди остервенело бросались в эту пучину и сходили с ума. Это засасывало, как очень сильный разрушительный наркотик. Реально люди становились другими.

Это же работает в любую сторону: в ту и в другую. Люди очень просто сходят с ума. Я боюсь этого. Это заразительная штука. Кроме того, я узкоколейка. Я могу заниматься чем-то одним. Если бы я пошел в политику, то я бы уперся и начал бы этим жить. А я не хочу этим жить. Я хочу жить тем, что я люблю. А жить тем, что я ненавижу, я не хочу.

О РАСКОЛЕ В ОБЩЕСТВЕ

– Я думаю, это связано с Украиной. Острая невротическая фаза связана с Украиной, когда включилась пропагандистская машина и начала провоцировать раскол. То, что сейчас происходит, это что-то, после чего люди когда-нибудь очнутся и многим станет очень не по себе и стыдно. Это Уильям Голдинг, «Повелитель мух»: два племени мальчиков, которые бегают по острову и готовы друг друга убивать, а еще вчера они были одним классом и вместе учились в одной школе.

(Роман Супер, радио «Свобода», 03.05.16)