О ФИЛЬМЕ «ПОСЛЕ ТЕБЯ» И ТАНЦАХ

- Началось все с того, что Аня Матисон, режиссер и сценарист, посмотрела мои работы в театре и спросила: были ли у меня роли в кино, где использовали мою пластику, то, как я могу двигаться? Я сказал: нет, ни разу. Я иногда танцевал в театре, но это были характерные танцы, балетом их было назвать нельзя. Но, например, в спектакле Миндаугаса Карбаускиса «Похождение» я именно в движениях выражал чувства и страсти моего персонажа. Аня уловила, что я слышу музыку как танцор, - и вместе с Тимуром Эзугбая они написали сценарий специально под меня. Никто еще «под меня» не писал, это было удивительно и приятно. А вообще танец я всегда очень любил и, когда учился в Школе-студии МХАТ, все четыре года с удовольствием ходил на занятия, наш педагог по танцу всегда была мною очень довольна... Но потом всерьез заниматься этим не получилось - да и странно бы это было для человека, который выбрал профессию драматического артиста.

О РАБОТЕ НАД СВОЕЙ ХОРЕОГРАФИЕЙ И ПОДГОТОВКЕ К РОЛИ

- Пришлось посидеть на диете и заниматься физическими упражнениями - хотя с физкультуры и так начинается каждое мое утро. В этой сцене в какие-то мгновения меня подменяет дублер: есть прыжки, которые просто невозможно выполнить, если всю жизнь не занимался этим профессионально. Но хореограф Раду Поклитару сразу сказал, что на 90 процентов танцевать буду я сам. Так и вышло. Это современный танец, модерн, драматический артист способен это вытянуть - с классикой, конечно, было бы куда сложнее, тем более в моем возрасте, когда и профессиональные танцоры уже заканчивают свою карьеру. А вот в модерне они могут выступать еще долго. В фильме «Белые ночи» есть знаменитый эпизод: гениальный Михаил Барышников танцует под Высоцкого, показывая, что может сделать артист классического балета, когда обретает свободу. Вообще мне очень нравится современный танец, я большой поклонник, например, Пины Бауш. Каждый раз я поражаюсь, до какой степени человеческое тело может выражать любую эмоцию. Любую! Даже слов не надо. И чем это неординарнее, тем более велик хореограф.

О МИХАИЛЕ БАРЫШНИКОВЕ И БАЛЕТНЫХ ТАНЦОРАХ

- Я мечтаю, чтобы он выступил в России. Но я понимаю, что это невозможно. Он сюда никогда не вернется. Ужасно жаль - это великий танцор, настоящий гений. Вообще артисты его поколения удачно вписывались в кино - например, Марис Лиепа, да и его дети, Андрис и Илзе, или Майя Михайловна Плисецкая... С Илзе и Андрисом я пересекался, мы были на «Русских сезонах» в Париже - они, к слову, так же почитаемы, как во времена Дягилева, «Гранд-опера» набита битком, когда дают русский балет. У балетных поразительная актерская точность, они, как и драматические артисты, умеют одним движением добиться идеального выражения определенной эмоции. Но, конечно, это особые люди, особая каста. Как бы я ими ни восхищался, я на них смотрю как дилетант, со стороны.

О ЗАКУЛИСНЫХ ИНТРИГАХ В БАЛЕТЕ

- Я не знаю этот мир настолько хорошо! Могу только предполагать, что там внутри. Мой герой в «После тебя» - очень гордый человек, этим он многим и неприятен - но такой у него характер, с надломом внутри. И ты не можешь предсказать, что с ним случится дальше. Все предположения зрителя насчет его судьбы последовательно рушатся. Поэтому в начале фильма и звучит песня группы «Сплин» «Все наоборот» - единственная современная композиция, которая там есть. Ну не считая «Романса» на титрах, песни того же «Сплина» - она очень мне нравится, проникает в самое сердце. И песни Шевчука «Все, что останется после тебя», которая звучит в одном эпизоде и дает название фильму. Все остальное - классика, которую подбирала Аня, она любит ее и разбирается в ней. Я вот не могу похвастаться, что знаю классику настолько хорошо, хотя и окончил музыкальную школу... Мой герой - очень жесткий человек ко всем. И к самому себе. Он очень закрыт. И он абсолютно диктаторски говорит то, о чем думает, - никто не имеет права ему возражать. Аня мастерски показала абсолютно отрицательного персонажа, которому ты потом начинаешь симпатизировать, понимая, что с ним происходит. Он ведь другим быть и не может.

О ТРЕБОВАТЕЛЬНОСТИ К СЕБЕ И ОКРУЖАЮЩИМ

- В Московском Губернском театре, который я возглавляю, я одновременно очень требовательный и очень демократичный. Непонятно, как это во мне уживается. Да, я хочу, чтобы актеры и вообще сотрудники исповедовали то, что я считаю правильным. Будьте любезны прислушаться - либо меняйте художественного руководителя. И вместе с тем я человек очень мягкий: например, в отличие от многих худруков я позволяю своим артистам сниматься. Им ведь надо сниматься, другой вопрос - в какого качества фильмах... Недавно я молодого артиста Илью Малакова отпустил на главную роль в «Евпатии Коловрате». Это исторический фильм, будущий блокбастер, большая история, необходимая для того, чтобы он взлетел. Джаник Файзиев позвонил: «Мы же друзья, пожалуйста, отпусти Илью» - и я согласился. Только пусть отыграет премьеру, «Веселого солдата» поАстафьеву, где у него главная роль, и забирайте! Пусть снимаются, только помнят, что у них есть основная работа. И что именно театр дает возможность развиваться. Ты можешь блестяще сыграть в кино, но как только фильм вышел - все, это уже дело прошлое, а прошлыми заслугами жить глупо. Бывает, что актеры, ушедшие из театра ради съемок, потом звонят и просятся обратно - потому что отснялись и начался простой, а вместе с ним деградация. Или кинорежиссеры видят их в определенном амплуа, дают однообразные роли, не дают ничего для развития, и артист утопает в собственных штампах. Нужно постоянно выходить на сцену, постоянно себя проверять, постоянно быть в тренинге, необходимом для артиста.

О МАШИНАХ

- Для меня это просто средство передвижения. Менять машины как перчатки или как часы, хвастаться этим - не для меня. Машина должна быть надежной. И быстрой: я люблю скорость, хотя я аккуратный водитель и ПДД стараюсь не нарушать... Устраивать в своей жизни культ из автомобиля, думаю, неправильно. Кататься по улицам, чтобы на тебя показывали пальцем: «О, как круто», - мне как раз неудобно и неприятно. А для героя машина - воспоминание о прошлом, когда он был премьером Большого театра, смог скопить и удачно вложиться в бизнес, задавив в себе артиста вместе со всей своей жизнью и страстью. Машина - игрушка, которая напоминает о его статусе. Игра в достоинство, которого нет в его нынешней профессии.

О СТРАХЕ ОСУЖДЕНИЯ

- Это панический страх! «Что про меня будут говорить? Как я буду выглядеть в глазах окружающих? Не будут ли смеяться?» Да вы пробуйте, пробивайте стены, идите вперед! Но тут же словно кто-то нажимает на рубильник, и включаются мысли: «Как бы чего не вышло», «Лучше я скромно постою в стороночке»... На самом деле либо ты с рождения отчаянная голова и идешь напролом, либо осознание, что надо идти напролом, приходит к тебе в какой-то определенный момент. Иногда - когда жизнь дает последний шанс. Я склонен сомневаться в себе, но отец с детства меня приучил, что нужно идти вперед, невзирая на внутренние терзания. Порою как в омут с головой: иди и делай, иначе не поймешь, способен ты это сделать или нет. В результате в детстве я сам научился кататься на двухколесном велосипеде. Отец очень нервничал, а у меня не получалось, я падал. Потом в какой-то момент я, наверное, собрался либо разозлился на самого себя, сказал: «Папа, ты иди, я сам». Он ушел в подъезд, но остался подглядывать за мной. И заплакал, когда вдруг увидел, как я сам выезжаю из-за поворота... И плавать тоже меня в бассейне пытались учить - ни в какую; тону, и всё. Потом самому пришлось учиться. На том озере, где я впервые поплыл, у берега была небольшая глубина - метра два, - и всего метр по расстоянию. Но я страшно боялся. И одновременно мне больше всего на свете хотелось доказать: я смогу. И доказал. Проплыл.

О ТОМ, НЕ БОЯЛСЯ ЛИ ОН НАВСЕГДА ОСТАТЬСЯ САШЕЙ БЕЛЫМ

- Нет, именно потому, что у меня всегда был театр. Я же в «Табакерке» 20 лет! И работал в Театре Ермоловой, и участвовал в антрепризах... Сашу Белого хотели тиражировать и тиражировать - но я просто не соглашался на то, в чем меня пытались использовать. И поэтому был момент затишья - я тогда очень плотно играл в театре, - а потом пошли другие предложения. Вдруг возник «Участок». Кто-то думал, что рискованно после бандита играть милиционера, тем более что зритель верит образам, он отождествляет актера с персонажем, - но для меня всегда было важно искать что-то новое. Если нашел это новое в себе, значит, есть еще резерв. А вот если начинаешь себя повторять, нужно задуматься, искать своего режиссера, пытаться быть более требовательным... Тебе дают сценарий - в нем то, что ты уже сыграл. Ни в коем случае! Откажись. Возьми и пережди. Есть театр. Что-то да будет.

О СЕРИАЛЕ ПРО ЕСЕНИНА

- Кстати, когда снимался сериал про Есенина, меня на Первом канале убеждали, что герой не должен читать много стихов. Дескать, хронометраж не позволит. Я был раздосадован: поэта без стихов быть не может, и Есенин весь - в стихах. И был прав: как раз стихи смотрели очень хорошо, еще и спрашивали потом, почему их в сериале так мало. Потом возникло желание их дочитать, и появился спектакль «Хулиган. Исповедь». И я вижу, как бурно отзывается зрительный зал! Приходит очень много молодежи - таких есенинских фанатов, которые читают стихи вместе со мной.

О СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ

- Да, рэперы действительно современные барды, поэты! К поэтическому слову интерес очень большой, люди и сами много пишут. Мне часто присылают стихи, желая узнать мое мнение.

ОБ ОТНОШЕНИЯХ С РЕЖИССЁРОМ АННОЙ МАТИСОН

- Думаю, вы теперь порадуетесь за меня, равно как и все читатели. Спасибо вам большое, пожелайте нам счастья и всего самого хорошего. И на этом - все, рассказ окончен. Серьезно, искусство - то, о чем я могу говорить бесконечно, ЭТО жизнь, которой я живу. А личная жизнь - только для меня и моих близких. Есть популярные эстрадные артисты, которые иногда используют ее в рамках собственного пиара. У драматических не так. Меня спрашивают: «Почему вас нет на обложках? Вам что, не нужен пиар?» Такого пиара не надо. «Вам что, не нравится все время быть в глянце и на тусовках?» Спасибо, неинтересно. Мне важен мой зритель, который пришел в театр и ушел с ощущением того, что его не обманули, а наоборот - отдали все свои силы и эмоции. Мы живем этим миром. Мы живем работами в авторском кино. У нас его не так много в прокате, а жаль - есть же кино авторско-зрительское, фильмы Александра Котта, Михаила Сегала, Авдотьи Смирновой, Анны Меликян, Веры Сторожевой - с совершенно индивидуальным почерком, но доступные абсолютно всем. Мне и самому хотелось бы как продюсеру скромно заниматься развитием авторского кино, существующего на сравнительно небольших бюджетах.

О ТОМ, ЧТО ДЕЛАЛ БЫ, ЕСЛИ БЫ ЕМУ ОСТАЛОСЬ ЖИТЬ АКТИВНОЙ ЖИЗНЬЮ НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ

- Я бы продолжал работать. Чем больше, тем лучше. На сон бы времени не хватало совсем. Человек запоминается своими делами. Я надеюсь, что запомнюсь добрыми. Когда наступает определенный момент, когда человек подходит к финишу, он задумывается: что я оставлю после себя? Что обо мне потом скажут люди? И это очень хорошо стимулирует. Можно заниматься благотворительностью, а можно хотя бы подойти к детям, которые матерятся во дворе, и попросить их так больше не делать.

О СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЁЖИ

- Я не оправдываю советское время и советскую идеологию - но почему-то во времена СССР невозможно было представить себе пьяную матерящуюся молодежь на детской площадке. Обязательно подходил взрослый и делал замечание. И всё: молодежь слушалась и умолкала... Мой театр находится в Кузьминках, это спальный район, я много чего там наблюдаю, и вот честно, наступает ощущение внутреннего шока: я-то их остановлю, а другие об этом даже не думают.

(Денис Корсаков, Антон Арасланов, «Комсомольская правда», 08.06.16)