Александр Маноцков: «Я должен быть максимально открыт и беззащитен»
О ПОЭЗИИ
— Я не пишу поэзию. Ну, в общем-то, и стихотворений я тоже не пишу. На новой пластинке основная часть текстов была придумана именно в связи с этим циклом. И, как ни странно, писалась вся последовательность, от начала к концу. Собственно, «Мамаааа», с которой всё начинается, — первая песня, которую я написал. В ней словесный, даже артикуляционный импульс и импульс музыкальный появились одновременно. Это было позапрошлым летом, я поехал на долгие гастроли, у меня с собой, как всегда, была нотная книжка, и я, сидя в микроавтобусе, придумал весь альбом. Мне, в отличие от песнеписателя с гитарой, гитара не нужна, я могу сразу писать в блокнотик ноты и слова. Я начал с артикуляционно-песенного, потом посмотрел на свои старые стишки, некоторые переписал и тоже включил в альбом. У меня исчезло разграничение.
ПОЧЕМУ ВЫПУСКАЕТ АЛЬБОМ ИМЕННО НА ДИСКЕ?
— Сейчас физические носители выходят из моды. Но, с другой стороны, их переосмысляют, переизобретают. Частично это связано с понятной ностальгией — некоторые люди не выдерживают внезапного наступления будущего, в котором нет ничего бумажного или винилового. Им хочется ухватиться за что-то, к чему они привыкли. В каком-то смысле это элемент старинного ритуала. Я чуть-чуть разминулся со временем, когда старшие товарищи успели выйти на виниле на фирме «Мелодия», отчасти потому, что был очень юн, отчасти потому, что в тот момент не хотел заниматься песенной музыкой. Для меня ролевой моделью был Фрэнк Заппа, который двигался от рок-вещей в сторону Стравинского или Булеза. Ничего такого я тогда не сделал, хотя этот modus operandi (лат. «образ действия») мне близок.
О КОММУНИКАЦИИ С АУДИТОРИЕЙ
— Да, выстраиваю. Для меня существует презумпция интеллекта аудитории. Не только операционного, но и эмоционального, душевного интеллекта. Не в том смысле, что я считаю себя дюже умным и душевно тонким и с высоты своей спускаюсь и говорю: «Вы тоже не хуже». Дело не в этом. По моим наблюдениям, инстинктивно любой художник адресуется к существу, устроенному так же, как он. Это чем-то похоже на то, как собаки в семье думают, что все тоже собаки. Допустим, когда собака кладёт лапы на плечи, она что-то своё собачье имеет в виду, или когда она ложится перед вами на спину. Для композитора, мне кажется, все композиторы. Поэтому я должен быть максимально открыт и беззащитен. Я должен не щеголять беззащитностью, не возводить её в культ, но и не прикрывать. Не вооружаться какими-то приёмами, чтобы понравиться, но и ни в коем случае не разыгрывать из себя непризнанного гения, который стоит и проповедует перед бесчувственной толпой. И то, и другое было бы ужасающей пошлостью.
О РАБОТЕ КОМПОЗИТОРА
— Эта работа не хуже любой другой. Она тоже может быть любимой и от неё тоже нужно отдыхать. Люди же пишут по-разному, в смысле, распределяют свои усилия по-разному. Наиболее распространённый опыт — ты сколько-то часов в день сидишь и пишешь. У тебя должна быть, попросту говоря, норма выработки, ты никуда от этого не денешься. Если ты как композитор встроен в социум, несмотря на недоумение оного, это значит, что у тебя есть дедлайн. И слава богу, если это так. Соответственно, это точно так же, как планировать строительство: столько-то времени на нулевой цикл, столько-то на заливку фундамента, сколько-то на коммуникации. Всё можно спланировать, особенно когда пишешь большую вещь. Вот я сейчас пишу большую вещь, и я приподзастрял. Если я не преодолею все камни преткновения сейчас, дальше придётся работать с повышенной нормой выработки, и выходные отменятся. Бывает, что ты устраиваешь себе небольшой отдых — обычно после какой-то долгой работы. Но ты всё равно что-то делаешь, потому что, к счастью для нас, композиторов, доиндустриальных людей, то, что мы делаем, является и работой, и не-работой. Только сумасшедший будет сочинять музыку потому, что ему за это платят деньги. Я таких не знаю. Мы всё-таки этим занимаемся потому, что это приносит удовольствие. Поэтому на отдыхе тоже можно что-то писать — может быть, не очень трудоёмкое, не истощающее физически. Я люблю иногда писать на отдыхе песенки: сел и написал.
ОБ ЭЛЕКТРОННОЙ МУЗЫКЕ
— У меня на эту тему нет никаких табу, я много работал с сэмплами. У меня есть, например, сочинения, которые должны играться по пятиугольнику. Всё это рассчитано и сделано в программе, а сэмплы делал я сам. В большинстве случаев я предпочитаю живые штуки, но, когда мне нужно делать электронику, я её делаю. В моих произведениях такого рода алгоритмические структуры реализуются в основном живыми людьми. Электрический синтез звука меня мало увлекает, я не нахожу в этом большого кайфа. Но у меня есть некоторые проекты, которые требуют live electronics. Например, тот, который я делал в Норвегии: там на площадке была сложнейшая система триггеров и сэмплеров, которые запускались этими триггерами. Я создал электрифицированную аудиосреду, которая реагировала на артистов очень сложносочинённым образом. Это было настолько сложно, что, думаю, нигде кроме как в Норвегии подобное невозможно было бы реализовать. Работали несколько очень мощных компьютеров, параллельно ещё сидел человек, который запускал что-то руками, и этот человек, при том, что он был северный норвежец, в конце спектакля буквально упал на пульт и разрыдался. Сказал, что ничего более сложного в своей жизни никогда не делал. В принципе, я люблю такие штуки, есть какие-то задумки и на будущее, но я просто не занимаюсь idm или чем-то подобным — невозможно заниматься абсолютно всем.
(Кирилл Маевский, «Инде», 25.08.16)