О ТВОРЧЕСТВЕ

— Это подарок жизни. Несмотря на мои потери трагические, несмотря на потери близких, родных, несмотря на мои разные проблемы.

Я помню родителей. Папа, будучи директором института, умер в эвакуации, когда мне был всего месяц. А мама — педагог, завкафедрой французского языка… Все родственники со стороны мамы, вся диаспора — еврейская… Мне мама показывала списки, которые были в 52-м году, о выселении евреев в Сибирь. У мамы была фамилия Зайдеман. И меня бы туда отправили, ребенка… Несмотря на то что все видели мои «отклонения» в сторону актерства — я дурачился, паясничал, кривлялся, пропускал уроки, бегал в студию художественного слова, учился на скрипке… — по совету мамы пошел в медицину, потому что в школе были проблемы.

О ЖИЗНЕННЫХ УРОКАХ

— Жизнь ставила испытания, подножки, выбор. У меня все время был выбор в молодости: то или не то, так или не так. Иногда интуиция помогала, иногда башка включалась. Не скажу, был ли я мудрым, прозорливым… Я не знаю, что будет завтра, но только знаю, что та судьба, которую я прожил, — это подарок. Я не обманул ни родителей, ни родственников, ни своих родных. Все бы гордились мной.

О РАБОТЕ НА СКОРОЙ ПОМОЩИ

— Я поступил в медицинское училище №14 Тимирязевского района. Одновременно это была и школа, и получал профессию фельдшера. Три года учился, два года отрабатывал диплом. Начал поступать в мединститут, но вовремя остановился. Мама, мудрая, понимала, что мне надо какую-то свободу, у меня все время конфликт с самим собой был. Я мальчик был закомплексованный и отчаянный в этом смысле. <…> Да, «скорая помощь»… Это столкновение с такими несчастьями… Я думаю: какой бы я был актер, если бы не видел в 19 лет, что это такое? Я же на войне не был, естественно. Что такое человеческая трагедия? Когда погибает человек, когда человеку помощь нужна, когда он умирает, когда просто болеет. Медицина связана с несчастьями, с тяжелыми душевными переживаниями. Когда совсем еще молодым начинаешь проникаться этой болью… И я думаю: кем бы я был, если бы не почувствовал, не увидел, что такое последние дни человека?..

О БОРЬБЕ СО СВОИМИ КОМПЛЕКСАМИ

— Это очень раздражало многих. А школа у нас являлась одной из лучших в районе, и там была муштра. Меня это все бесило. Особенно если получаешь двойку — казалось, меня все убить готовы в классе. Это тяжелое было состояние, и мама сделала мудрейшую вещь: она сняла с меня эти путы. Потому что медучилище — это сам отвечаешь за себя, это свободное посещение.

ОБ УНИЖЕНИЯХ

— …Знаешь, я ненавижу, когда меня унижают. Я готов работать с режиссером, который из тебя делает раба, но любя. В творчестве это необходимо.

О РЕЖИССЕРСКОЙ ДИКТАТУРЕ

— Он обязан быть диктатором, обязан! Держать всю труппу. Анатолий Васильевич Эфрос — мягкий, но он все равно диктатор. Все равно он навяжет. Великий, гениальный и никакой не диктатор с точки зрения своей свободы мышления. Но с точки зрения работы с актером… Ему же нужно, чтобы идеи воплотились, чтобы ты сделал так, как я, режиссер, считаю. Это очень сложно. Но когда тебя в жизни ненавидят, да еще не любят, да еще поощряют в тебе низменные какие-то вещи… Поэтому я бежал — оттуда, отсюда, из одного театра, из другого…

О ЮРИИ ЛЮБИМОВЕ

— Любимов — великий режиссер, потрясающий, но есть какие-то человеческие восприятия… Это касалось меня еще лично, его — в меньшей степени. Я пришел через год после создания его театра. Мы все вместе гримируемся: тут Валера Золотухин, тут Володя Высоцкий, тут я, тут Леша Эйбоженко, Веня Смехов, Коля Губенко… Все мои друзья-товарищи. Все вместе, все очень хорошо. Я думаю, что моя личная, человеческая кухня с режиссером не позволяла мне выстроить контакты до конца. Отношения актера и режиссера — это должно быть по максимуму, они становятся почти родными, и ты уже его, и он уже твой.

СКУЧАЕТ ЛИ ПО ПРОШЛОМУ?

— Это совсем другое время. Сейчас многие не знают, кто такой Стуруа, многие не знают, кто такой Калягин, не будем об этом говорить. Это их беда, их проблема — тех, кто не знает. Но я не буду даже их ругать — не нужно. У них не будет чесаться всю жизнь от того, что они не знают. Бог в помощь, ребята, живите как хотите, будьте свободны в этом смысле. Если вам нравится читать только по айпаду — ну, читайте по айпаду. Знаешь, как великий режиссер сказал: «Моя публика ушла». Ну и что? Что, я буду гневаться, когда люди оканчивают театральный институт и не знают, кто такой Эфрос? Я спрашиваю свою студентку: «А вы видели наши спектакли?» — «Видела, — говорит она, — по айпаду». А по айпаду ребенка можно иметь?.. Чтобы полюбить театр, непременно надо его посещать, надо быть назойливым к своему театру.

О ДУШЕ

— Ты только вдумайся: слово «душа» — так всегда говорят в основном о живом. Но это мертвые души, это то, как обмануть весь мир, всех. Чехов мечтал о небе в алмазах — и не дожил, нам это послание он оставил, а мы до сих пор не можем увидеть небо в алмазах. И Гоголь мечтал, но сжег второй том. Мечтал о хорошем Чичикове… Но не получилось.

Я считаю: то, что мы родились здесь, — это великое благо. И это вечное мучение. Русские — они, может, тоже избранный народ…

(Александр Мельман, «Московский комсомолец», 24.05.17)