О ФАМИЛЬЯРНЫХ ОБРАЩЕНИЯХ

— Смотря кто. Если алкаши: «Дядь Миш, здорово!» — это понятно. Если дети — нормально. «Дядя Миша» — еще куда ни шло. Некоторые называют почему-то и Михаилом Борисовичем, и Михаилом Владимировичем, и даже Владимиром Семеновичем.У меня был случай с одной корреспонденткой. Она не знала моего отчества и обратилась так: «Здрасьте, Михаил Боярский, хочу взять у вас интервью». Это прозвучало очень смешно.

О ПРОСЬБАХ СФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ

— Как правило, нет. Я это воспринимаю буднично, как голос питерского светофора: «Движение пешеходов закончено». Автограф можно дать, но «фоткаться»… Не дай Бог согласишься — сразу в геометрической прогрессии растет количество желающих. Мы вчера пошли с внуком в магазин на Большой Конюшенной покупать «Лего». Кто-то спросил: «А можно сфотографироваться?» Я говорю: «Нет». «Дедушка, это невежливо», — твердо сказал мне Андрей, когда мы отошли. Спрашиваю: «А ты хочешь, чтобы мы до самого вечера фотографировались?» — «Нет, но так невежливо». Он сделал замечание, и я понял, что нужно быть более терпеливым.

Петербуржцы относятся ко мне спокойно, для них встреча со мной привычна. А вот для приезжих это событие. Некоторое неудобство, конечно, есть. Выйти просто погулять сложно, особенно потому, что центр запружен туристами, все с гаджетами. Люди фотографируют ногтями, бровями, носами — чем угодно, такое ощущение, что находишься под крутой слежкой. Какое там ЦРУ! Тьфу! Ничего страшного, я на самом деле не мучаюсь по этому поводу. Давно научился между струйками пешеходов проходить и в театр, и в магазины. Были случаи, когда я увлекался конспирацией и надевал сумасшедшую кепку, темные очки, куртку — даже летом. Ну и неслось вслед: «Боярский какой-то дурак, в куртке в жару ходит».

О ЛЮБИМЫХ МЕСТАХ В ПЕТЕРБУРГЕ

— Сразу к себе на кухню потащу и угощу бутылкой водки, мой дом — самое лучшее место в городе. Если серьезно, то мне нравится в Петропавловку ходить, на Моховой бывать, где я учился в театральном институте, а потом служил в театре имени Ленсовета, по Невскому люблю гулять, в Летнем саду.

О НОВОМ ПОКОЛЕНИИ АКТЕРОВ

— Актерский мир яркий и манящий. Люди веселые, озорные, за кулисами все треплются, шутят. Не удивительно, что желание стать артистом испытывают многие молодые люди.

Несколько раз я приходил на консультации в ЛГИТМиК посмотреть, кто поступает. Ничего неожиданного: в актеры идут люди, как правило, никакого представления не имеющие ни о профессии, ни о театре, ни о кино. Вероятно, я точно таким же был. Хотя… Я вырос за кулисами, кое-что знал. Сейчас большинство будущих артистов довольно бледные персоны. Как поганки в лесу. Боровичок редко встречается, но зато его сразу видно. Но так было всегда, и во времена моего студенчества тоже. С каждого курса хорошо, если один, ну два артиста заявят о себе. Такие звезды, как Фрейндлих, Юрский, сразу были заметны: оп, есть! Закинул старик невод в третий раз, и вместо травы золотая рыбка!

ОБ ОБРАЗОВАНИИ

— Самый большой мой недостаток — отсутствие серьезного образования. Его просто нет. Завидую эрудированным людям. Я учился в специфической школе — при консерватории, где нужно было хорошо играть на фортепиано, а на все остальное закрывали глаза. Тройка — и ладно. Театральный вуз, кроме ремесла, вообще ничего не дал.

Читать я начал поздно, классе в 8-м. А до этого мне вслух читали папа, мама, брат. У Саши (Александр, сводный брат Михаила Боярского. — Прим. «ТН») был дефект речи, и для того чтобы его исправить, нужно было ставить пластинку к нёбу и как можно чаще говорить. А он был усидчивым, старательным мальчиком, поэтому ночами я слушал «Трех мушкетеров», Сэлинджера, Золя, Моэма. Мне нравилось! Сижу, курю…

О ВОЗРАСТЕ

— Что вы понимаете в этом деле? Доживете до моих лет и скажете — кончилась жизнь или нет. Сколько кто проживет, от судьбы зависит. Мой папа ушел в 59 лет, его братья — в 49 и 56. Дядя Коля (актер Николай Боярский. — Прим. «ТН») прожил дольше остальных — до 66. Мой брат Саша умер в 42. Долгожителей Боярских я не встречал.

Лет до шестидесяти финала не ощущаешь, а потом вдруг понимаешь его неизбежность. Для чего нужна старость? Чтобы ощутить масштаб времени. Когда тебе 18, кажется, это что-то невероятное, как еще долго жить! А когда 68, все — спичка догорела, и промелькнувшая жизнь кажется парой секунд. Сколько осталось? Пара долей этой самой секунды.

О СОРОКАЛЕТИИ СВАДЬБЫ

— Ну если отмечать, так надо отмечать серьезно, меньше литра не получится, но это было бы неуместно, так я посчитал. Конечно, я рад, что мы с Ларисой всю жизнь вместе. У кого-то третья, четвертая, пятая жена, а у меня одна. Все же краткосрочный период жизни двух людей — неполноценный. Это нехорошо.

О ПЕТЕРБУРГЕ

— Некоторые считают, что Петербург слизан целиком и полностью с Европы. Многие города его напоминают. С этим трудно не согласиться, Петербург создавали европейские зодчие. И все равно облик вышел неповторимым, ни с чем другим не спутать. Есть и Версаль, и Петергоф, но они сильно отличаются друг от друга. Булонский лес хорош, но Летний сад лучше.

В Петербурге есть нечто особенное. Не знаю, кому что жалко — квартиры, родственников, друзей, а мне печально расставаться с городом. Даже мысли о предстоящей в перспективе разлуке болезненны. Обидно никогда больше не пройтись по питерским улицам, таким родным, уютным. Говорят, увидеть Париж и умереть… Вот пускай уезжают и помирают там, а я останусь здесь.

(Алла Занимонец, «Телепрограмма», 06.09.17)