О ЗАКРЫТИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ДОМА ЗВУКОЗАПИСИ (ГДРЗ)

– Я работал в Государственном доме радиовещания и звукозаписи с 1961 до 1993 года, то есть 32 года. Но событие, которое сейчас происходит в его стенах, касается всех, а не только меня. <…> Официальная причина заключается в том, что не хватает средств, чтобы оплачивать работу сотрудников. Записывающихся стало гораздо меньше, и, таким образом, ГДРЗ не выполняет своих функций. Штат ГДРЗ очень большой, и оплачивается он довольно большими суммами. Поскольку учреждение сочли нерентабельным, был найден выход из положения – передать его.

ОБ УНИКАЛЬНОСТИ ГДРЗ

– Этот Дом строился с целью создания акустически полноценных помещений, способных принимать выдающихся деятелей искусства. Для этого нужна была хорошо выстроенная и грамотно оформленная акустическая система.

С момента вхождения в строй этих студий каждая из них постоянно анализировалась, в каждую из них вносились коррективы. В результате сложился акустический набор, который в настоящий момент удовлетворяет самым высоким требованиям и всем поставленным задачам. Качество звука очень важно: ведь желательно передать в записи звук исходника практически без изменений (или с изменениями в лучшую сторону).

Это дом с многочисленными дикторскими кабинами, многочисленными аппаратными, в которых происходит монтаж записанных произведений: как музыкальных, так и литературно-драматических. При многих студиях существуют дополнительные шумовые аппаратные, ведь там записывался и «Театр у микрофона».

Например, в литературную студию завезён песок, там лежат камни, там есть водопроводный кран – открываешь воду, течёт вода. Есть три или четыре двери, которыми можно хлопать или открывать их: одна со скрипом, другая железная – так тряхнет замком, что он упадет с лязгом. Там сделано много того, чего нет в обыкновенных студиях.

Эти студии приспособлены для всего. По качеству чистого, живого звучания с ними ничего не сравнится.

О СТУДИЯХ ГДРЗ

– В ГДРЗ было создано восемь музыкальных студий, четыре речевых и два литературно-драматических блока. И каждая из этих студий имеет свою акустику, приспособлена для определенной задачи, для одного или нескольких жанров: например, для вокала с музыкальным сопровождением или для литературно-драматического вещания.

Эти студии также различаются размером. В большой студии отзвук, так называемая реверберация, длится достаточно долго: полторы секунды, может доходить до трех секунд в музыке. В маленьких помещениях отзвук, естественно, маленький.

Пятая студия создавалась для больших коллективов, она вмещает до двухсот исполнителей. Там можно записывать, например, оркестр с хором и солистами. Объем пятой студии более семи тысяч кубометров.

Объем первой студии – около пяти тысяч кубометров. Она тоже предназначена для больших коллективов, может вместить около ста человек.

Вторая студия – две с половиной тысячи кубометров, третья – порядка тысячи с небольшим, четвертая же студия – практически дикторская.

Акустика в Пятой студии равнозначна и равноценна в каждом уголке, за исключением того места, которое предназначено для хора. Там акустика скорректирована таким образом, чтобы певцы могли лучше слышать друг друга.

Пятая студия действительно очень важна, ее характеристики уникальны: исполнители, которые в ней записывались, всегда отмечают это.

ОБ АКУСТИКЕ ПЯТОЙ СТУДИИ

- Например, в ней есть паруса, отражающие звук – они расположены под разными углами друг к другу и нужны для того, чтобы равномерно распределить частотную составляющую звучания по всей студии, чтобы во всех частях студии звучало ровно, прежде всего частотно ровно. А частотная составляющая влечёт за собой и ровность тембральную: звук выравнивается в том числе и по силе.

Для строительства студии были использованы специальные материалы. Там абсолютно всё продумано, на каждом сантиметре определен частотный состав звучания.

Вряд ли ещё в Москве есть такая студия, в которой выверено всё до сантиметра.

Акустика существует в любом здании, любом замкнутом помещении. Но если мы говорим о художественной акустике, то она имеет определенные характеристики, связанные с отражёнными звуками в этом помещении.

ОБ ИСТОРИИ ГДРЗ И ЗВУКОЗАПИСИ В НАШЕЙ СТРАНЕ

– ГДРЗ, или Государственный дом радиовещания и звукозаписи, принадлежал государственному комитету радиовещания и телевидения при Совете министров СССР. ГДРЗ был создан в 1936 году по распоряжению правительства с целью улучшения радиовещания. В 1937 году он вошел в строй и был передан Всесоюзному Радио.

Первая звукозапись была сделана в 1938 году: звучала Вторая рапсодия Ференца Листа в исполнении симфонического оркестра Большого театра СССР под управлением народного артиста СССР Александра Ивановича Орлова. <…> Первые стереозаписи, сделанные в ГДРЗ в 1959 году, завоевали Гран-при на промышленной выставке в Нью-Йорке. Чуть позже многие оперные звукозаписи, выполненные в ГДРЗ, получали золотые медали на международных конкурсах.

Многоканальная запись внедрялась примерно в 60-х годах. Мне тоже посчастливилось принять участие в освоении этой технологии. Ряд моих первых записей был выполнен многоканально. Как и во всём новом, возникали свои сложности, мы их преодолевали…

О РАБОТЕ ГДРЗ В ГОДЫ ВОЙНЫ

- В 1941 году деятельность этого учреждения была в самом разгаре. Юрий Левитан читал новости в этом здании, и все значительные передачи от Совинформбюро шли оттуда, из этих дикторских аппаратных.

Там постоянно находились и Юрий Левитан, и Ольга Высоцкая – наши лучшие дикторы. Во время войны все новости о наших победах читал Левитан. Это слышал и наш основной противник – Гитлер. Им была организована целая кампания, чтобы заставить замолчать Левитана, он дал задание уничтожить его.

В 1941 году на Москву совершалось до 12 налетов за одни сутки. Практически каждые 2 часа – налёт. И объявлял о них Левитан, так же, как и отбой воздушной тревоги. Одна из бомб, сброшенных немецким самолетом, упала в Гранатный переулок, прямо рядом с Домом звукозаписи. Дом был объектом нападения!

Бомба попала в расположенный по соседству «Дом архитекторов», и, по счастью, не взорвалась. Но сам факт о многом говорит. Вот вам престиж и назначение этого здания!

ОБ АРТИСТАХ, С КОТОРЫМИ ОН РАБОТАЛ

- Мне посчастливилось работать в этом здании с Татьяной Шмыгой – мы записывали оперетту «С первого взгляда» композитора Купревича. К сожалению, Татьяны Ивановны больше нет с нами… Гениальная ведь была исполнительница. Она меня постоянно удивляла необыкновенной сменой характера исполнительства.

Яркий исполнительский эффект произвел на меня Муслим Магомаев. Это был очень требовательный к себе артист – я впервые встретил такую требовательность к себе наяву. Часто он останавливался и говорил: «Начнём сначала». В чём была причина? Слово не так прозвучало или вообще звучание не понравилось.

Он отслушивал записанное и следил за тембральной окраской: не однообразна ли она? Впрочем, обычно работал он очень тщательно и очень точно попадал в тот тон, который был нужен, в характер… Поэтому много вариантов мы с ним не делали: два, от силы три варианта. Чаще всего с первого варианта всё было готово.

Очень яркий, очень обращающий на себя внимание, с прекрасным голосом и умением владеть им. Конечно, он поражает. Поражает и притягивает. Он сразу тебя берёт – раз! – и ты исчез, ты весь в нём. Ему не надо ходить, двигаться, пританцовывать. Вот он встал, руки расположил спокойно, в глаза смотрит, голос… И вам кажется, что он не стоит на месте, что он танцует.

Вот такой своеобразный магнетизм. Определённый гипноз. И если в звучании с ним мог ещё кто-то сравниться, то в этой исключительной самоподаче – нет.

Он приехал в Москву в 1964 году. Арно Бабаджанян привёл его на радио и показал главному редактору. И многие песни Бабаджанян написал именно для него. Так же, как Пахмутова для него написала знаменитую «Мелодию».

Но в ГДРЗ работало много исключительных артистов. Просто даже трудно начать перечислять их. Много. Практически все.

ОБ ИОСИФЕ КОБЗОНЕ

– Впервые он пришел к нам, когда был еще студентом Гнесинского института. Вместе с Виктором Кохно они исполняли песню композитора Аркадия Островского «На что нам юность дана».

Вот они появились у нас в первый раз: интересная пара. Постоянно друг друга разыгрывали, перебрасывались шутками. Но пели хорошо. Кохно – тенор, Кобзон, естественно, баритон. Он тембрально выделялся голосом, его окраска довольно красивая.

На нас произвело большое впечатление и содержание этой песни, и как они это сделали, – было очень занятно.

Работать с ним было довольно легко: он помнил все замечания, исполнял без ошибок и обычно вполне хватало двух-трех вариантов для того, чтобы завершить работу.

Он быстро схватывал, был требователен к себе, к существу того, о чем он пел. Настоящий профессионал, несмотря на его молодой возраст, – он ведь был еще студентом тогда.

О ЛЮБИМЫХ ЖАНРАХ

– Я работал со всеми жанрами. Какой мне нравился? Знаете, зависело от исполнителя. Не могу, например, отказаться от Чайковского, его симфоний. <…> Мне очень нравится Светланов. Его Чайковской очень нервный, импульсный, порывистый. Такая борьба за жизнь обязательно должна быть взрывной – у Светланова как раз такой Чайковский. Он же сделал у нас целую тетрадь записей Чайковского, записал все симфонии.

О СЛОЖНОСТЯХ РАБОТЫ С СИМФОНИЧЕСКИМИ ОРКЕСТРАМИ

– Когда я слушаю оркестр, прежде всего я выделяю смысловую часть, а к ней уже подстраиваю все посторонние определяющие противосложения.

Что хорошо и одновременно плохо в симфоническом оркестре? Существуют шумы, связанные с исполнительским мастерством. Совсем отделяться от них не имеет никакого смысла. Но сделать их комфортными, чтобы они не мешали и делали музыку живой, – это уже задача.

Шумы бывают разного характера, например, шум канифоли, щелчки при пиццикато. И звукорежиссер может уйти от этих шумов, расположив микрофон соответствующим образом.

О ПРОФЕССИИ ЗВУКОРЕЖИССЕРА

– Хорошим звукорежиссёром чаще всего становится тот человек, который является хорошим исполнителем, независимо, на каком инструменте: певец, пианист, скрипач, кларнетист, флейтист, тубист…

Сам я по профессии – дирижёр военного оркестра, закончил военный факультет Московской государственной консерватории, в этой должности проработал 17 лет.

Затем я пришёл на радио. Сначала года три работал музыкальным редактором в отделе массовых жанров. Затем поступил на курсы звукорежиссеров, окончил их и прошел по конкурсу в ГДРЗ на должность звукорежиссёра.

О ФОНДОВЫХ ЗАПИСЯХ ГДРЗ

– Фондовая запись – это работа, выполненная с особой тщательностью и рассчитанная на долгое хранение в фонотеке с возможностью использования в радио и телепередачах. Все записанные произведения в фонотеке пронумерованы, приняты художественным советом. В этих работах названы авторы, исполнители, звукорежиссер и дата исполнения.

Чем больше таких работ по количеству, качеству и разнообразнее они в жанровом исполнении, тем богаче фонотека и тем бережнее нужно их хранить. Некоторые записи со временем приходится реставрировать.

Например, там есть записи Ленина, сделанные на несовершенной технике. Впоследствии эти записи отреставрировали – за эту работу звукорежиссеры Гаклин и Жорников получили государственную премию. Также есть записи Шаляпина, Руслановой, Надежды Обуховой…

О СОТРУДНИЧЕСТВЕ С ФИРМОЙ «МЕЛОДИЯ»

– ГДРЗ возник раньше, чем фирма «Мелодия». Вначале в ГДРЗ предполагалось выпускать пластинки. У нас уже существовали цехи по их изготовлению. Но радиовещание так быстро росло и развивалось, что места не хватало. Поэтому фирма по выпуску пластинок была выделена отдельно как самостоятельное предприятие – фирма «Мелодия».

Сотрудничество это не прекращалось никогда, оно существовало постоянно, пока существовал ГДРЗ. Мы всегда были тесно связаны.

О ЗДАНИИ ГДРЗ

– Это здание нельзя трогать – оно неприкасаемо. Это музей, но музей работающий. Знаете, есть такое выражение – «намоленное место»? И в этом здании ощущается такое состояние. Всё на вас воздействует внушительно, серьезно, весомо. Когда вы туда приходите, возникает ощущение, что вы собираетесь сделать что-то значительное.

В то же время здание дает тебе чувство свободы. Когда входишь в вестибюль, проходишь дальше в зал перед аппаратными, – а он с высокими потолками, с широким расположением стен, весь мраморный, гулкий – чувствуешь, что здесь всё выходит за рамки обыденности, ощущаешь величину. <…> Я чувствую недопонимание со стороны тех людей, которые требуют передать эту студию. Они не понимают, что это попросту невозможно. Это катастрофическое событие.

Закрыть ГДРЗ невозможно. Переместить его в другое место невозможно. На это потребуется много лет. Это будут потерянные годы. Работа остановится, и потеря эта будет невозместимой.

Любим мы устроить себе искусственно преграды, а затем их преодолевать. Но эти преграды мы не преодолеем. Мы просто потеряем часть удачной судьбы.

(НатальяШкуратова, Classical Music News, 29.10.18)