Елизавета Боярская: «Если я больше месяца не играю в театре, то начинаю звереть»

О ДЕКРЕТНОМ ОТПУСКЕ

– Конечно, я постараюсь максимально бывать дома, но небольшие отлучения в театр будут. Для актрисы возможно избежать болезненно долгого расставания с ребенком практически, что называется, не отходя от производства. Это всё же не тот случай, когда женщина должна работать с девяти до шести или когда требуются большие физические затраты. И когда родился первый сын Андрей, я уже через месяц играла «Жизнь и судьбу». Полгода просидела дома, но всё же отыграть спектакли выбиралась.

О «ЛОМКЕ» БЕЗ ТЕАТРА

– Если я больше месяца не играю в театре, то начинаю… звереть, другого слова не подберу. На сцене я играю сильных страстных женщин, с очень интенсивной внутренней жизнью, а в обыденности я спокойный и уравновешенный человек. Тихая, исполнительная, доброжелательная.

Но для ролей я же откуда-то черпаю и другую энергию, стало быть, она во мне есть, просто в обычной жизни не проявляется. А когда накапливается, мне обязательно надо где-нибудь ее выплеснуть, иначе она начинает бурлить изнутри. И сцена прекрасно позволяет это.

О СОВРЕМЕННОСТИ СВОИХ ИСТОРИЧЕСКИХ ГЕРОИНЬ

– Играть то, чего сегодня нет, – неинтересно. А зрителю неинтересно смотреть. Задача актрисы, играет она Федру или Татьяну Ларину, вытащить нечто такое, чтобы любая зрительница сказала: «Да это же я, я тоже так мыслю и чувствую». Или не я, но моя подруга, моя мама.

И потом, так ли уж недоступны нам чувства людей XIX века? Иногда мне кажется, что сильно поменялись обстоятельства, но не внутренняя жизнь: условно говоря, в коммунальной квартире за стенкой могут разворачиваться страсти не меньшие, чем у Лескова.

У современных людей, возможно, иной масштаб личности, но ими, бывает, движет и колоссальное животное чувство, и невероятный темперамент, и фантастически возвышенные отношения. Страстность, ревность, одиночество колоссальное, какие-то изъяны человеческой души, ее нарывы и извращенные побуждения: всё это сегодня есть, и это нужно вскрывать и отражать в театре и кино, в том числе через русскую классику. Можно это делать и посредством современных текстов, но классика более совершенна.

О КИНО

– Сознательно избегаю. Здорово, когда можешь позволить себе не сниматься, если не чувствуешь потребности. Хотя кино — важная составляющая профессии, это и заработок, и возможность быть на виду. Но финансовая потребность ведь не всегда совпадает с творческой. Тем не менее, я никогда не скажу кому-то из коллег: а чего это ты, дескать, в таком ширпотребе снимаешься? Не брошу камня, какого бы уровня ни была эта продукция.

Вот у Максима в кино, к счастью, много предложений, и у него прекрасно всё получается. А мне бы с театром справиться. У меня несколько спектаклей в МДТ и в Москве, скоро появится «1926», а в мае начнутся репетиции «Дяди Вани» в Театре Наций. Это долгожданная работа. Ставить будет Стефан Брауншвейг, французский режиссер, который руководит театром «Одеон».

О ЗВАНИИ ЗАСЛУЖЕННОЙ АРТИСТКИ РОССИИ

– Нет, конечно, но это очень приятно. Сказать «мне всё равно» — значит, проявить неуважение к тем, кто распределяет эти звания. Слышать, что меня представляют как «заслуженная артистка России Елизавета Боярская», непривычно. И когда ко мне просто обращаются по имени-отчеству, непривычно, особенно если люди не сильно младше меня.

А я нередко оказываюсь в таких ситуациях, скажем, когда не так давно встречалась со студентами Академии Никиты Михалкова. Вздрагиваю, когда ребята называют меня Елизаветой Михайловной. Я сразу чувствую себя тетей, которая к тому же и «заслуженная артистка России». Забавно. Мне это пока странно.


(Евгений Авраменко, «Известия», 26.12.2018)

Последние новости